Уходя, закройте двери - Екатерина Соболь

– Весьма вероятно.

А я подкинула его старушке… Не жалею, но вдруг дверь дала его именно мне? Потом я вспомнила, как счастлива была Василиса, и на душе потеплело.

– Мне нужен еще один такой артефакт, – сказала я одними губами, и Антон наклонился ближе, чтобы расслышать. – Такой можно где-то достать?

Раздвинулись вешалки с одеждой, которые отгораживали наш уголок, и я распахнула глаза. На нас сурово смотрела продавщица.

– Голубочки, вам обязательно делать в магазине вот это все? Пошли вон! Весь город рушится, а они тут обжимаются! На выход!

– Мы не…

Но она так смотрела на нас, что мы выскользнули из-за вешалок и торопливо пошли к эскалатору.

– Поищем, – сказал Антон, нервно посмеиваясь. – Но придется все рассказать нашим, без них не получится.

– Нет! Не говори им. Они меня возненавидят.

– Напомнить, что я предал Стражу, а со мной все еще общаются? Похоже, они крепче, чем я думал.

Я посмотрела на пакет у себя в руках. Потом вытащила из него толстовку с чайкой и натянула на себя. На улице солнце как раз зашло за облака, ветер поднялся – как раз будет не жарко. В такой одежде можно горы свернуть. Я скатала пакет и бережно убрала в карман. Сохраню его. Возможно, даже повешу в рамку.

Глава 12. Что-то грешное

Движения поспешные:

Наверное, опять

Кому-то что-то грешное

Приходится скрывать.

Борис Пастернак

Наша компания, сидящая на кухне, выглядела комично. Присутствуют: я (дочь злодея), Антон (благородный герой), Вадик (друг героя), Белла (добрая мама для всех) и пустой стул (точнее, мини-табуретка). Табуретка ждала человека, которого я не могла себе представить в этой тесной квартире.

– Подведу итоги своего шока. – Вадик глотнул прямо из бутылки коньяка, которую держал на коленях, не выпуская ни на секунду. – Мы в каком-то ненастоящем мире, а может, и мертвы. Черт, я в детстве подслушал, как Павел Сергеевич это с кем-то обсуждал, но думал, он шутит! Дальше: Гудвин считает город своей фермой для получения артефактов и торгует ими не только у нас, но и в другом, типа настоящем мире. Дерьмо собачье! Ты, трюкачка, его дочь, но, когда они с твоей уважаемой матерью тебя зачали, Гудвином он еще не был. И стал он им как раз той зимой пятнадцать лет назад, про которую мы все так мало помним. А ты, Антон, так спокойно про это говоришь, будто не ты самый депрессивный тип во вселенной, который годами отказывается общаться с людьми. Даже когда они приходят к тебе домой и пытаются накормить с ложечки. А это значит, как я всегда и говорил, что ты люто запал на эту девчонку и тебя не смутило бы, будь она хоть вампиром. Еще, полагаю, это значит, что всем нам конец. Я все уловил или есть еще новости?

До последней пары фраз все шло хорошо, и мы с Антоном кивали, как заведенные, но под конец я вспыхнула:

– Не запал он на меня!

Получилось как-то слишком испуганно – я боялась, что мне будет слишком больно, если он успеет сказать это первым. Я глянула на Антона, смущенная тем, что Вадик неверно все понял. Антон сверлил его взглядом, весь красный и злой – кажется, не смог придумать, как прокомментировать такую глупость. Принцы из «Щелкунчика» не западают на девчонок с плохими стрижками и в дурацких футболках, они с ними только дружат. Это каждый знает.

– Если он достанет тебя своим занудством, обращайся. – Вадик повернулся ко мне и прижал руку к груди. – Я покатаю тебя на машине чуть получше, чем у этого баклана, а ты за это скажешь папочке, чтоб не убивал меня. Уговор?

Я натянуто улыбнулась, показывая, что оценила шутку и мечтаю вернуться к основной теме беседы. Приятно, конечно, что они так храбро приняли все безумные новости, но…

– Он уже читал тебе стихи? – не унимался Вадик. – Если он перешел к этой стадии, скоро начнет делать идиотские подарки. Потом ты не выдержишь напора его ухаживаний в стиле деда, бросишь его, и он придет плакать на моем плече. Такое разок уже было! Бросай его заранее, со мной веселее.

– Я тебя убью, – холодно и веско сказал Антон.

И угрожающе, как мог только он, с его-то ростом, встал из-за стола. Белла, продолжая намазывать масло на бутерброды, глянула на них так, будто сознает, что ее любимым детишкам нобелевскими лауреатами не стать, но принимает их и такими.

– Ну хватит! – взмолилась я. – Повеселились, и давайте к делу. Мне нужен артефакт памяти. Антон сказал, вы знаете, где такой найти. Но помогать мне опасно, так что объясните, где его взять, а дальше я сама.

– Проблема не в том, чтобы – ай! – найти его, – сказал Вадик, все-таки успевший получить от Антона в плечо. – Проблем три: пробраться туда, найти и забрать. Пробраться – это ко мне, я отвлеку клановцев. Всегда знал, что умру молодым! Хоть жвачки не придется больше делать, запах синтетической клубники с бананом преследует меня в кошмарах. Найти – это к Павлу Сергеевичу: только он разбирается в своей безумной картотеке, и у него есть доступ к хранилищу. Забрать – ну, это уж ты сама. А про опасность – солнце, ты за столом с людьми, которые едят опасность на завтрак. Последние полгода мы только и делаем, что жизнью рискуем, так что не пугай ежа голой… О! Минутку.

Из прихожей раздался надтреснутый звук дверного звонка. Антон мрачно глянул на меня.

– Извини, он тупой.

– Конечно. В смысле…

Сама запуталась, что хотела сказать, но тут Павел Сергеевич зашел на кухню и спас меня от неловкости. Я удивленно уставилась на него. В те несколько раз, что я видела главу Стражи, он был безупречен, словно пришел прямо с фотосессии для бренда мужской одежды. А теперь ясно было: два дня у него прошли так себе. Он не брился, не причесывался, одет в тот же костюм, в котором его выгнали из Стражи, только жутко мятый. То есть он, вероятно, еще и не мылся.

– Паша, – растерялась Белла. – Я бы спросила, все ли с тобой нормально, но ясно, что нет.

Он опустился на мини-табуретку – остальные стулья были заняты – и потянул узел галстука. Даже не снял его за два дня! На табуретке он смотрелся так же, как Антон, – это посадочное место, похоже, тут берегли для самых