Инженер Петра Великого 9 - Виктор Гросов

Что я мог ответить, когда усталость, тупая боль в ребрах и горечь последних дней смешались внутри в ядовитый коктейль? Я заставил себя сделать медленный глоток.

— Борис Алексеевич, — сказал я, ставя бокал на стол. — Какая женитьба? У меня люди погибли, ребра сломаны, а в столице заговор. Дайте мне хотя бы вздохнуть, прежде чем сватать. Вы предлагаете закладывать фундамент нового дома, когда старый еще дымится.

Я посмотрел на него прямо.

— Давайте сперва потушим пожар. Выявим и уничтожим тех, кто пытается ввергнуть Империю в смуту. А когда над головой будет мирное небо, мы вернемся к этому разговору. Как равные партнеры, уверенные в завтрашнем дне. Сейчас все силы — на войну.

Морозов-старший долго молчал, изучая меня. Он искал в моих словах уловку.

— Что ж, — сказал он наконец. — Резон в твоих словах есть. Война прежде всего. Принимается.

Опытный игрок понял, что давить дальше — значит сломать фигуру, и согласился на отсрочку.

Мои покои — просторная анфилада комнат с высоким потолком. Тут жарко натоплено. Оставшись один после того, как слуга помог мне раздеться, я провалился в кресло. Впервые за много дней — полная, абсолютная безопасность. Я сидел в тишине, глядя на пляшущие языки пламени камина. Печи не было, топили камин на европейский манер.

Дверь в спальню отворилась так тихо, что я не сразу заметил. На пороге стояла Анна — уже не в строгом платье, а в простом домашнем халате из темно-зеленого шелка, с распущенными волосами, свободно падавшими на плечи. Молча войдя, она закрыла за собой дверь на тяжелый внутренний засов. На лице — усталость и тень сочувствия.

Она бесшумно подошла к столику, налила бокал вина, взяла тарелку с нарезанным сыром и хлебом и поставила все это на подлокотник моего кресла.

— Война войной, Петр Алексеевич, — тихо сказала она. — А силы нужно беречь.

Она не отошла, опустившись на ковер у моих ног, прислонилась спиной к креслу так, что ее затылок почти касался моего колена. От нее исходил легкий, едва уловимый запах духов. Этот простой, домашний жест был настолько неожиданным, что я замер.

— Отец давил, — сказала она так же тихо, глядя на огонь. — Простите его. Он мыслит веками, родами. Иногда забывает, что союзы заключают живые люди, а не торговые дома.

Я молчал, не зная, что ответить. Эта близость была одновременно и уютной, и до дрожи опасной. Насколько я знаю такая сцена в этом времени неуместна. И я пытался понять как сейчас пойдут события

— Вы сегодня за столом… Вы были на пределе, — продолжила она. — Я видела. Эта броня, которую вы носите, она ведь тяжелая. Иногда ее нужно снимать, иначе под ней можно задохнуться.

Ее слова, как скальпель хирурга. Она видела загнанного человека.

Я выдохнул. А будь что будет. Не ввалится же сюда ее отец с криками о совращении его дочери. Я посмотрел на эту красивую и умную девушку. Не железный я. Да и организм чисто физически хотел ее.

— Спасибо, — это все, что я смог выговорить. Голос сел.

Она ничего не ответила. Мы сидели в тишине, глядя на огонь. Ее молчаливое присутствие не требовало слов и не требовало ответных жестов. Она просто была рядом. И мне наконец становилось легко на душе.

Прошло, наверное, с полчаса. Сам не заметив как, я опустошил тарелку и осушил бокал. Навалилась усталость.

— Вам нужно спать, — сказала она, поднимаясь.

Она подошла к огромной кровати, поправила подушки и откинула тяжелое одеяло. Когда я, шатаясь, подошел и опустился на край, она укрыла меня. Ее пальцы на мгновение коснулись моей щеки, убирая растрепавшуюся прядь волос. Легкое, почти невесомое прикосновение.

— Отдыхайте, генерал, — прошептала она. — Завтра будет новый день. И новая битва.

Она так же тихо выскользнула из комнаты. Я остался один. В воздухе витал легкий запах ее волос, на плечах еще хранилось тепло ее рук. Впервые за долгое время в голове не было ни чертежей, ни планов, ни интриг.

Тишина. И понимание: в этой женщине я, возможно, обрел больше, чем союзника.

А может и правда пора жениться?

Тьфу, Смирнов, выпил бокал, а такие глупости в голову лезут.

Глава 19

Главный зал в подворье Морозовых оккупировала вся мое команда. Там, где раньше степенные купцы, вероятно, щупали персидские ковры, теперь на стенах висели карты, а длинный стол прогибался под тяжестью гроссбухов и рулонов чертежей. Мы собрались в полном составе. Мой расколотый, израненный, спаянный общей кровью коллектив гениев.

Андрей Нартов внимательно изучал данные. Рядом с ним — Магницкий, что-то читающий в толстой книге. С рукой на перевязи, угрюмо буравя взглядом сапоги, сидел Василь Орлов, а за его спиной тенью застыл Петр Дубов, готовый сорваться с места в любую секунду. Напротив них, отстраненно расположился мой новый цербер Андрей Ушаков, а взгляд его соседа, Анри Дюпре, скользил по нам с любопытством энтомолога, наткнувшегося на невиданный муравейник.

Во главе стола, по правую руку от меня, — Анна Морозова. Рядом с ней ее отец, Борис Алексеевич, кряжистый медведь, из-под седых бровей которого выглядывали хитрые, все подмечающие глазки. Он был единственным, кто еще не понимал наших проблем. А чуть поодаль, в креслах у камина, расположилась власть: царевич Алексей, привезенный Брюсом, и сам же Брюс, оставшийся в роли молчаливого, всевидящего государева ока. Это был первый аудит активов моей неформальной империи после того, как ее попытались сжечь дотла.

— Что ж, господа, — начал Борис Морозов, обводя всех тяжелым взглядом. — Время смутное, дела не ждут. Давайте поглядим, чем богаты, да прикинем, как с этим богатством дальше жить. Анна, дочка, тебе слово первое, как по торговой части главной.

Морозов, стесняясь, на правах хозяина дома начал импровизированный совет.

Развязав тесемки на пухлой кожаной папке, Анна начала доклад. Голос — ни единой дрогнувшей ноты. Лед. Она оперировала сотнями тысяч так, будто речь шла о цене на муку на рынке.

— По гражданским проектам, Петр Алексеевич, дела обстоят так. Первое место по прибытку и обороту — проект «Холодильный ларь». Конструкция произвела на северных и волжских торгах сущий фурор. Архангельские-то до того дошли, что молебен заказали за здравие того, кто «ларь ледяной» придумал. Стерлядь теперь в Москву живой