Инженер Петра Великого 9 - Виктор Гросов

Сам того не желая, не ведая, я перекроил всю мировую историю. И это «улучшение» несло смертельную угрозу. Европа, не истощенная долгой войной и не зализывающая раны, была полна сил. Да, война их знатно потрепала, но и научила многому. Десятки тысяч ветеранов, которым в моей реальности было суждено сгнить в полях Фландрии, теперь остались живы. Сотни полководцев, не сложивших головы под ядрами, готовы были вести их в бой.

— Петр Алексеевич? Учитель, что с вами? — голос Алексея вырвал меня из оцепенения.

Я повернулся. Они оба — и Алексей, и Брюс — смотрели на меня с тревогой.

— Барон? — подал голос Брюс. — Что вы увидели в этой депеше, чего не вижу я?

Я медленно повернулся к Алексею.

— Вот, Алексей Петрович. Ты хотел идти на Царьград? А Царьград уже сам мжет к нам прийти. Вся Европа может.

Глава 20

— Поясни, барон, — в голосе Якова Вилимовича прорезалась тревога. — Каким образом их внутренние дрязги касаются нас?

Мысли в голове неслись вскачь, но озвучил я лишь то, что они были способны принять.

— Война в Европе закончилась слишком быстро, Яков Вилимович. Подозрительно быстро. Их казна не истощена дотла. Десятки тысяч закаленных в боях солдат, которым было суждено сгнить в полях Фландрии, теперь живы. Европа не зализывает раны — она полна сил, злости и, что самое страшное, опыта. А теперь у них появился общий враг, который пострашнее любого французского короля. Мы.

Кажется я сумел донести до него, что в Европе что-то намечается.

Первая неделя в подворье Морозовых превратилась в лихорадочную гонку, попутно мы пытались наладить управление с Игнатовским. Становым хребтом всей системы должен был стать телеграф. Донесения из Игнатовского я ждал с нетерпением. И наконец дождался.

Сначала — эйфория. Доклад от Федьки, оставленного за главного, был краток: насыпь доведена, столбы врыты, медный провод натянут. Самая грязная часть работы позади. Я уже мысленно отдавал приказы, управляя производством через сотни верст. Но эйфория испарилась, стоило мне вскрыть второе письмо.

Первая же попытка передачи сигнала обернулась катастрофой. Импульс бесследно растворился, не пройдя и десятой доли пути. Ответный сигнал умер так же бесславно. Как я понял, сигнал слабел с каждой верстой, вязнув в самой толще меди. Неумолимый и безжалостный закон Ома в действии. Простая физика, которую я в горячке великих планов попросту упустил из виду.

— Что ж, — я скомкал донесение. Магницкий с Нартовым как раз ждали известий по телеграфу, были в курсе что со дня на день работы будут завершены. — Задача усложняется. Андрей Константинович, Леонтий Филиппович, — под скрип пера Изабеллы я начал диктовать ответ, — прекратить попытки пробить линию напрямую. Сосредоточить все силы на разработке промежуточных усилителей сигнала.

Я начал описывать им принцип работы электромагнитного реле: катушка, якорь, контакты… и осекся на полуслове, прохаживаясь по кабинету. Мозг лихорадочно просчитывал варианты, и каждый упирался в глухую стену. Автоматическое реле… Господи, о чем я вообще думаю? Для этого нужны катушки с тонюсенькой, изолированной шелком или лаком проволокой. Нужна прецизионная механика, пружинки, юстировка контактов с точностью до волоса. Я могу нарисовать схему, но не могу с нуля создать отрасль точного приборостроения. Это годы, которых у нас нет.

Я остановился у окна. Годы… Пока мы будем ковыряться с этими реле, нас раздавят. Должен быть другой путь. Проще. Грубее. Решение «на коленке». Как решали подобные задачи раньше? Сигнальные башни, костры, семафоры… Всегда была цепь. Цепь постов. Цепь людей, передающих сигнал дальше.

Гонцы. Цепочка гонцов от станции к станции…

А что, если гонец — это электрический импульс? А станция и есть усилитель?

— Стоп. Изабелла, все отставить, — резко обернулся я. Перо замерло над бумагой. — Пиши новое распоряжение. Срочное.

Схватив со стола чистый лист, я начал быстро набрасывать схему. Рисунок был грубым: караульная будка, стол. На столе — Вольтов столб, ключ-замыкатель и и детектор сигнала. Как солдат поймет, что пришел слабый, умирающий импульс? Электромагнит! Я знаю, что ток создает магнитное поле. А что реагирует на магнитное поле? Обычная магнитная стрелка. Компас!

В этом мире компасы — уже не диковинка, их используют штурманы. Простейший гальванометр! Господи, да это же элементарно!

— Слушай и записывай, — я снова зашагал по кабинету, теперь уже чеканя шаг. — Первое: вдоль всей трассы, через каждые двадцать верст, немедленно поставить караульные будки с печами для обогрева. Второе: в каждой будке установить пост. На посту — один гвардеец, один Вольтов столб и одно «сигнальное устройство».

Я бросил на стол Изабелле свой набросок.

— Устройство такое: берется обычный мореходный компас. Прямо поверх стекла, вдоль линии «север-юг», крепится виток провода от основной линии. Когда из Петербурга пойдет сигнал, даже самый слабый, ток в проводе отклонит стрелку компаса. Это и есть приказ! Третье: задача гвардейца — не спать и смотреть на стрелку. Как только стрелка дернулась — немедленно замкнуть ключ своей батареи, послав свежий, мощный импульс дальше, на следующий пост!

Я остановился, переводя дух, и посмотрел на ошеломленную Изабеллу. А можно и усовершенствовать, сделать любое движение компаса звуком, но это уже потом.

— Мы создадим живую цепь из людей, скрепленной медью. Да, это ненадежно. Да, солдат может заснуть. Но это сработает. И главное, это решение это решение на неделю. Связь будет. Теперь, если в столице будет условный бунт, то сигнал о мобилизации и выдвижении к столице дойдет не за полдня, а за несколько минут. Я уж молчу о больших расстояниях.

Я закрыл глаза, представив себе не схему на бумаге, а реальность. Глухая ночь. Промерзшая будка посреди болота. Усталый гвардеец, который двенадцать часов не сводит глаз с тусклого фонаря, освещающего компас. Из Петербурга летит быстрая серия из трех «точек». Первый оператор видит три слабых подрагивания стрелки. Он не робот, его реакция не мгновенна. Передавая сигнал дальше, он чуть задерживает палец на ключе. Его «точки» получаются смазанными, чуть длиннее. Второй оператор, получив уже искаженный сигнал, пытается его воспроизвести и снова вносит свою погрешность. Третий, четвертый, десятый…

На каждом «живом реле» сигнал будет неизбежно деградировать. Короткие импульсы будут сливаться, длинные — дробиться. К концу линии вместо четкой последовательности точек и тире дойдет неразборчивая электрическая «каша». Одна-единственная