Инженер Петра Великого 9 - Виктор Гросов

— Шведский резидент, — продолжала Екатерина, и в ее голосе появилась нотка злой иронии, — сокрушается о «глумлении над дворянской честью и законами войны». Весьма любопытно слышать это от представителя державы, чей генерал пытался захватить в заложники наследника русского престола.

Я удивленно приподнял бровь. Шведы-то куда лезут? Они же сами отреклись от него.

Опустив бумаги, Екатерина словно поднесла фитиль к пороховой бочке.

И та рванула.

Первым взорвался Долгорукий.

— Варварство⁈ Да кто они такие, чтобы нас судить⁈ — пророкотал он, его седая борода затряслась. — Торговцы и ростовщики! Мы им окно в Европу прорубили, а они нам в это окно помои льют! Гнать их всех! Послов — выслать, купцов их — в колодки, товар — в казну! Пусть утрутся!

— Верно говорит князь! — выкрикнул кто-то из толпы. — Хватит с ними нежничать!

В едином праведном гневе слились старые бояре и молодые офицеры. У Орлова загорелись глаза, здоровая рука сжалась в кулак. Даже Алексей подался вперед, лицо его вспыхнуло. Ловушка захлопывалась. Еще мгновение — и этот яростный порыв превратится в официальную политику Империи. И мы окажемся именно там, где нас жаждал видеть враг: в изоляции, в кольце вражды, в шкуре безумного, агрессивного зверя.

Я вышел на середину зала, в пустое пространство между ревущей толпой и троном.

— Ваше Величество, господа.

Мой негромкий, уверенный голос заставил несколько голов повернуться. Шум начал спадать.

— Мы делаем именно то, чего от нас ждут, — сказал я, глядя на Долгорукого и поймал одобрительное качание головы Якова Вилимовича. Видать именно это он от меня и ждал. — Ведем себя как оскорбленные дикари. Они бросили нам приманку — пачку исписанных бумаг, — и мы готовы вцепиться в нее, не замечая капкана. Они обвиняют нас в варварстве, и каждый призыв к расправе подтверждает их правоту в глазах всего мира.

Наступила тишина — недоуменная, злая. В меня впились десятки взглядов, и в большинстве из них плескалась откровенная враждебность.

— Нам объявили войну, — повысил я голос, обращаясь уже ко всему залу. — Но войну иного рода. Ту, где побеждают не штыком, а пером. Не пушкой, а слухом. Отвечать на словесный выпад саблей — значит признать, что у тебя нет других доводов. Это как пытаться рассечь туман клинком: силы потратишь уйму, а толку ноль.

Повернувшись к Екатерине, которая смотрела на меня с напряженным вниманием, я продолжил:

— Ваше Величество, я прошу позволения ответить на этот вызов. И ответить асимметрично. На их же поле. Их же оружием. Я предлагаю не оправдываться, не грозить и не бряцать оружием. Я предлагаю наступать, развязать против них нашу собственную войну — словом.

Зал замер в полном замешательстве. Долгорукий непонимающе уставился на меня, будто я заговорил по-китайски. Кто-то из молодых офицеров фыркнул. Даже Брюс удивленно приподнял бровь. Они не понимали. Что за зверь такой — «война словом», и как ею можно воевать? Главное, я завладел их вниманием. Теперь нужно было наполнить это странное, новое словосочетание содержанием.

Их скепсис был понятен — откуда им знать истинную силу информации?

— Война в умах, господа, ведется по своим правилам, — чуть громче заявил я. — И вести ее мы будем по трем направлениям. Первый проект.

Повернувшись к плотной группе купцов, я встретил хитрый, сощуренный взгляд Бориса Морозова.

— Нас обвиняют в варварстве? Прекрасно. Мы не станем кричать с площадей, что это ложь. Мы заставим их собственные города шептаться об этом. Через торговые дома господ Морозовых и других почтенных негоциантов, — я слегка поклонился им, — мы тайно профинансируем несколько печатных дворов в Амстердаме и Гамбурге. Летучие листки, «куранты», которые читают на биржах и в кофейнях. Эти листки будут писать о своем, о голландском и немецком: о том, как война с далекой Московией взвинтила цены на пеньку и лес, какие убытки несут их корабли от простоя, и как австрийский император мутит воду, а расплачиваться за это придется кошельком простого бюргера. Мы не станем спорить с их клеветой. Мы создадим «эхо» из их собственных страхов и жадности. И это эхо заглушит любую пропаганду.

Идея оказалась достаточно циничной, чтобы понравиться даже старым боярам. По залу прошел одобрительный гул: бить врага чужими руками, да за его же деньги — это они понимали. Правда Морозовы не очень были рады, зато молчали, не возмущались.

Но тут из рядов поднялся высокий, сухопарый старик в строгом черном кафтане — глава Казенного приказа Матвей Артемьевич Головин.

— Затея любопытная, барон, — проскрипел он. — Но кто будет читать сии «летучие листки»? Простой народ в Европах грамоте не шибко обучен. А господа и так все нужных людей прознают. Не впустую ли деньги потратим?

Неприятный вопрос.

— Мы целимся не в простой народ, Матвей Артемьевич, — парировал я. — А в тех, кто дает королям деньги на войну: в купцов, банкиров, судовладельцев. Уж они-то читать умеют. И считать убытки — тоже. Листок, прочитанный вслух в роттердамской кофейне, повлияет сильнее, чем речь короля в парламенте.

Головин хмыкнул и сел. Первый раунд остался за мной.

— Второе направление, — я повысил голос, — Они пытаются ударить по нашей репутации — мы ударим по их талеру и гульдену.

Я поймал еще больше заинтересованных взглядов.

— Мы организуем целенаправленную утечку. Слух. Всего лишь слух о том, что мои рудознатцы в Сибири наткнулись на серебряную жилу невиданной мощи. И что мы готовимся наводнить Европу дешевым серебром. Этот слух мы подкрепим парой реальных сделок: наши доверенные люди «случайно» продадут на бирже несколько слитков нового, удивительно чистого металла, полученного… новым методом. Что будет дальше? Банкирские дома, вместо того чтобы финансировать антироссийскую коалицию, бросятся спасать свои вклады, продавать талеры, скупать золото. Мы заставим их думать о собственном разорении.

— Это безумие! — снова подал голос Головин. — Ты предлагаешь сломать их рынок, барон! А наши купцы? Тот же Морозов, что держит капиталы в голландских банках? Ты их по миру пустишь вместе с немцами! Это обоюдоострый меч!

И ведь он был прав. Брюс впился в меня тяжелым взглядом.

— Риск велик, — согласился я. — Но действовать мы будем тонко. Удар будет точным. Предупрежденные заранее, наши негоцианты успеют перевести свои активы в золото или товары. Однако для венских и лондонских банкиров это станет сюрпризом. Мы не обрушим