Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

аккомпанемент грохочущих кактусовых барабанов, труб Пэа и завывающих костяных горнов шаманы, облаченные в украшенные перьями накидки и рогатые шлемы из черепов, вертелись и прыгали, воспроизводя великие подвиги былых героев и пэкьу льуку. Наро и кулеки, взбудораженные дымом тольусы, как завороженные наблюдали за повествовательными танцами. Время от времени они распевали хором:

– Дара-рааки нужно истребить! Дара-рааки нужно истребить!

Кутанрово Ага, капитан «Дара Торьояны», с удовлетворением и нарастающим волнением наблюдала за происходящим. Три года миновало с того памятного дня в Киго-Йезу, когда с ее подачи начался процесс сворачивания губительной политики мирного сосуществования, обрекавшей Укьу-Тааса на гибель. И за это время ей удалось достигнуть очень многого.

Очищение Укьу-Тааса от позорных пятен местной культуры было лишь первым шагом. Почти все святилища и храмы туземных богов на островах Руи и Дасу были снесены; все книги с покрытыми мерзкой паутиной слов-шрамов страницами разысканы и сожжены; использование языка дара теперь считалось преступлением, за которое не только казнили самого на нем говорившего, но и кастрировали всех близких виновника по мужской линии до третьей степени родства.

Следом начался куда более трудный процесс: нужно было напомнить чистокровным льуку об их священном превосходстве, побудить тогатенов стать достойными лучшей половины крови, текущей в их жилах, вбить в сознание туземцев, что они по природе своей ни на что не годные трутни, призванные лишь заботиться о благосостоянии благородных господ.

Поля земледельцев были обращены в пастбища для длинношерстных быков и шишкорогих овец (или, пользуясь определением Кутанрово, произошло освобождение порабощенной земли). Местных крестьян распределили по хозяйствам льуку, как обычный домашний скот. Появление на свет каждого чистокровного ребенка льуку отмечалось жертвоприношением Нальуфин Жестокосердной трех местных детей. Традиционный погребальный обряд варваров был запрещен, тогатенов и юношей-дара из числа местных, осквернивших могилы предков, прилюдно награждали. Пока стариков и детей держали в гетто под бдительным оком гаринафинов, всех годных к службе дара призвали в армию, велев им беспрекословно почитать Тенрьо и Танванаки как земное воплощение богов. Ученым, выступавшим в защиту земледелия, отрезали языки и отрубали руки, ибо людям не пристало копаться в грязной земле, словно кротам…

Буквально на каждом шагу Кутанрово приходилось сталкиваться с сопротивлением сторонников мирного сосуществования.

«Если ты уничтожишь поля и силой загонишь крестьян в армию, нам нечего будет есть», – предупреждала Гозтан Рьото.

«Ничего, мы затребуем из Пана больше дани», – парировала Кутанрово.

«Это лишь усилит нашу зависимость от того самого народа, который, по твоему утверждению, является нашим непримиримым врагом», – возражал Воку Фирна.

«Тем больше оснований создать армию, способную взять то, что нам принадлежит, когда дара-рааки откажутся отдавать это добровольно», – отвечала Кутанрово.

Танванаки председательствовала на этих дебатах, колеблясь, как флюгер на ветру. Но в конце концов всегда принимала сторону Кутанрово. А что еще ей оставалось? Ведь Кутанрово положила начало процессу необратимому, словно прилив, и у пэкьу не было иного выбора, кроме как плыть по течению.

Каждая очередная уступка пэкьу Кутанрово усиливала позиции ее непреклонных приспешников и ослабляла соглашателей, а потому тем становилось все сложнее сопротивляться. Страх и ненависть довлели повсюду, взаимно подпитывая друг друга. Любая политика террора порождает десятикратный террор с целью предотвратить взрыв вызванного ею недовольства.

После всего, что творили каратели Кутанрово, ни о каком мирном сосуществовании с туземцами говорить уже не приходилось. Танванаки просто не могла пойти на попятный, не причинив урона своей репутации в глазах остальных танов. Теперь, когда ожидалось прибытие нового флота Кудьу, пэкьу требовалось усилить свои собственные позиции, и у нее просто-напросто не оставалось иных средств заручиться поддержкой Кутанрово, кроме как всячески поощрять сторонников решительных мер.

Дара-рааки нужно истребить! Дара-рааки нужно истребить!

К тому же соглашатели вредили сами себе. Кутанрово случайно прознала, что Воку Фирна укрывает от карателей туземных ученых, выдавая их за своих рабов. Под пыткой один из этих вырезающих шрамы-слова дара-рааки сообщил еще более возмутительный факт: Воку Фирна продолжает сочинять стихи на классическом ано и называет своего учителя-дара непревзойденным мастером композиции.

В ходе обыска на месте прежнего поместья Воку Фирны – теперь превращенного в груду развалин – было обнаружено захоронение запрещенных варварских артефактов: предметы древности, книги, статуи туземных богов, картины, ритуальные сосуды и даже… свитки с перевспоминаниями. Сердце его оказалось непоправимо отравлено грязными дара-рааки. Он навеки запятнал свою честь. Подобное предательство не заслуживает пощады.

И все-таки Кутанрово не спешила ставить крест на своем старом политическом сопернике: он был льуку, и ей хотелось спасти его, если получится. Запретное добро свалили в кучу на штабель из поленьев, туда же поместили и связанных туземных ученых, которых укрывал Воку. Если он лично запалит костер, на котором сгорят вещи и рабы, она по-прежнему будет считать его своим братом.

«Я не стану этого делать, – заявил Воку Фирна. – У нас нет права искоренять тех, кто поселился здесь прежде нас. Мы не должны уничтожать перевспоминания и древние предметы дара. Даже адмирал Крита никогда не пытался стереть память нашего народа. Продолжив идти по этой тропе, ты навлечешь на наши головы гнев всех богов: и льуку, и дара».

С тяжелым сердцем Кутанрово приготовилась казнить этого предателя. Но Гозтан, страшась лишиться последнего крупного союзника, обратилась к пэкьу с ходатайством о помиловании. В результате Танванаки, которая всегда слишком уж прислушивалась к лживым советам старых друзей, даровала Воку Фирне жизнь. Правда, его лишили всех постов и титулов и приговорили к каторжным работам наравне с рабами-туземцами.

После этого случая даже Гозтан перестала открыто мешать великой работе Кутанрово по возрождению истинного духа льуку.

Среди танов поползли слухи, что, когда для Танванаки настанет час снимать духовный портрет, Кутанрово может стать следующим пэкьу вместо одного из тогатенов пэкьу-тааса. Кутанрово безжалостно пресекала эти возмутительные домыслы. Подобное непонимание приводило ее в ярость. Да, она стала самым могущественным таном, первой среди равных; да, она возвысилась до поста главного шамана, хотя была воином, а не говорящей с богами. Однако все это она сделала не ради личной выгоды, но с целью сподвигнуть Танванаки осознать, что ее долг – воплотить в жизнь мечту пэкьу Тенрьо и обратить Укьу-Тааса в новый рай для народа льуку.

Как можно не понимать этого?

Меньше всего Кутанрово думала о себе. И ее чрезвычайно радовало то, как сейчас обстояли дела в Укьу-Тааса. Теперь повсюду в Крифи, от Большого шатра до лачуг невольников, слышался только язык степи; каждый юный льуку умел управлять гаринафином и владел традиционным искусством войны, оттачивая боевые навыки на туземных рабах и мятежниках во время рейдов карательных отрядов; каждый ребенок-тогатен считал