Первая кудесница Империи - Колин Ви

Глава 45. А вот и ты, Полина!

Меня укачивало на волнах безмятежности. Я слабо улыбнулась ощущениям и перевернулась на другой бок. Казалось, я снова в маминых объятиях. Чувство дома — тёплого, родного — убаюкало тоску по тем, кто меня вырастил.

Как же хорошо снова почувствовать это забытое ощущение.

Но расслабленность быстро рассеялась, словно утренний туман. В голову стали настойчиво стучаться непрошеные мысли и обрывки воспоминаний.

Бал… Яд… Обряд… и как меня затягивало в мир мёртвых. Кто-то держал меня за руку, а потом — я осталась одна. Долго брела в пустоте, пока не встретила… кого?..

На этом память обрывалась.

Я резко села. Сердце бешено колотилось.

Надо было бежать. Спасти... кого-то. Только вот — кого?

Растерянно огляделась.

В полумраке поняла: спальня. Не моя, но явно девичья. К ступням потянуло прохладой — кто-то оставил окно открытым.

На автомате подошла, закрыла створку… и застыла на месте как вкопанная.

В мутном стекле окна неожиданно отразилось до боли знакомое лицо. То самое, которое я уже почти отчаялась когда-либо снова увидеть.

Я узнала себя прежнюю.

В предрассветной темноте я опять вернулась в свое тело.

Крик радости застрял в горле. Торопливо зажала себе рот, чтобы не взвизгнуть, а потом позволила себе прошептать:

— А вот и ты, Полина.

Осторожно коснулась щек, волос, провела ладонями по бокам. Наслаждаясь ощущением наполненности. С грустью отметила кое-какие изменения и хмыкнула:

— Ах ты, обжора! Какие бока мне отъела на вольных хлебах! Нахалка!

Так и хотелось найти эту избалованную аристократку и отхлестать ее по щекам. Распустила меня до такой степени, что родная мать бы не узнала.

Пока я восстанавливала ее здоровье, Полина, судя по всему, ела всё подряд… И, похоже, мыла мои волосы мылом — иначе как объяснить, что они такие соломенные?

Но если я — здесь… то она — там? С генералом?..

Мысль об этом заставила меня стиснуть зубы. А вдруг он сразу не поймёт, что перед ним — не я, а другая?

Стоило только представить, как мой генерал прикасается к ней — внутри всё сжалось от отвращения. Но оставаться здесь до утра было бы слишком опасно. Даже Дмитрий предупреждал: здешние «родители» мечтают видеть меня на алтаре.

Пора наконец разобраться в происходящем и, если получится, найти виновных. Слава богам, мне удалось вырваться из Нижнего мира...

На миг вспомнила самое важное — то, что до сих пор казалось сном. Кто бы мог подумать… Я замужем. За тем, в кого влюбилась. И он сделал всё, чтобы я выжила.

Я встряхнула головой, отгоняя подступающие слезы. Сейчас не время сдаваться. Захотелось вновь ощутить силу своей сущности. Убедить себя, в том, что я справлюсь, даже если устала до предела.

И стоило только пожелать — Кудесница отозвалась мгновенно. Легко, с радостью, будто всё это время терпеливо ждала моего зова. Сила вернулась — нет, усилилась. В ночной тишине мир пел, и каждая его нота отзывалась во мне.

Нам действительно удалось перехитрить врагов. Я подумала о нём — о своём генерале. Закрыла глаза, представила его взгляд: холодный, сосредоточенный… и ту самую, знакомую тень на лице, появляющуюся, когда он что-то скрывает от меня.

И в ту же секунду я уловила — где-то рядом билось родное сердце. Его ритм отозвался во мне, как эхо. Стоило лишь шепнуть имя генерала, как стук ускорился. Значит, он чувствует меня.

Это ободрило. Я не одна.

Но сейчас не время. С ним поговорю позже.

Я подошла к окну. Второй этаж оказался почти вровень с землёй — видно, дом был старый и со временем просел, стены частично ушли в почву.

Стараясь не терять времени, я ловко, по-кошачьи, спрыгнула вниз, прижимая к груди свёрток с одеждой и ботинками — всё, что удалось нащупать в темноте.

Переодеваться не стала. Не хотелось терять ни минуты. Ночная рубашка была плотной, шерстяные чулки грели — этого хватит, чтобы не замерзнуть.

Дом стоял где-то в глуши. Но сейчас это было неважно. Главное — я чувствовала их. Существа были повсюду. Их ауры звучали, как тихие вибрации — каждая на своей частоте.

И вдруг я почувствовала одно существо особенно ясно. Оно было совсем рядом.

Я резко обернулась.

За углом деревянного дома затаилась маленькая тень.

— Иди ко мне, не бойся, — сказала я мягко, полагаясь на своё чутьё.

От него шли тревога и любопытство, но не опасность. Я всё ещё спешила, но сердце подсказывало: сначала — помощь. Без неё дальше идти нельзя.

Будто услышав мои мысли, из-за угла первым показался длинный крючковатый нос, а за ним — всё существо. Лохматое, с нелепо длинными руками и короткими ножками. Он еле волочил правую ногу — ту сковывали тяжёлые железные кандалы, такие, что и слона удержат.

— Ты кто? — я осторожно подошла ближе, присела на корточки, стараясь встретиться с ним взглядом.

Пушистый незнакомец боялся заговорить. Я аккуратно коснулась металла — и тут же отдернула руку.

— Ай! Жжется! — прошептала и, помедлив, снова спросила: — Тебе больно?

Он несмело кивнул. Его руки дрожали, как и всё тело.

Он взглянул на меня глазами цвета дубовой коры — и я утонула в чужих воспоминаниях. Этого было достаточно чтобы сказать решительно:

— Нет. Я уже настрадалась — хватит! Больше не позволю так обращаться друг к другу!

Сосредоточилась и вложила в кандалы частицу своей силы — не разрушить, а преобразить, именно это подсказывало нутро. Металл заискрился, и грубое железо превратилось в тонкие, гибкие ветви молодой лозы. И… получилось. Я освободила бедное существо.

Мы попрощались у тропинки на краю леса.

А потом я побежала быстрее ветра. Ветки хлестали по коже, кто-то звал из темноты — но я не останавливалась. Нужно найти голову этой гидры. Вырубить корень зла.

Я остановилась только тогда, когда голос Дмитрия прорвался в мое сознание. Он кричал. Звал. Значит, нашёл ту — другую Полину. И, похоже, ему это совсем не понравилось.

Сердце замерло где-то в пятках. Хотелось сорваться к нему… но я осталась. Ещё рано.

Глава 46. Я потомок Чернобога!

Димитирий Львович Шувалов

Ночь первого весеннего бала стала настоящим испытанием для генерала. Димитрий давно не чувствовал себя таким уставшим и опустошенным.

Он служил Империи с тех пор, как у него только начал пробиваться первый пушок над губой. Повидал многое — и хорошее, и страшное. Но именно этот вечер казался ему тяжёлым,