Заморыш - Дмитрий Шимохин

— Осади, Пришлый! — Лицо его приблизилось, пахнуло луком и сладким спиртом. — Ты чего лепишь? Какие, к бесу, сухари⁈

Тут Кремень осушил вторую стопку и поднялся.

— Мы богаты, ****! У нас серебро карман жжет! Пошто нам сухари грызть, как крысам? Гулять так гулять!

Его несло. Алкоголь требовал продолжения банкета, выключая тормоза.

— Эй, человек! — Рев полетел в зал. — Цыган давай! Медведя тащи! Осетрины неси, да чтоб куски побольше! Расстегаев с икрой! Я угощаю!

В свару тут же ввязался Штырь. Мелкий провокатор почуял смену ветра и плеснул в огонь керосина.

— А и правда, атаман… Чего это он тут раскомандовался? Ишь, барин нашелся! Деньги-то общие. Мы горбатились, мы таскали. А он все под себя гребет. Может, он все заныкать хочет? А нас сухарями кормить будет, как псов цепных?

Слова упали на благодатную почву. Кремень накрутил себя мгновенно. Ему показалось, что у него отбирают законную добычу, статус, праздник.

— Точно! — рявкнул он, наливаясь дурной кровью. — Я здесь атаман! Я решаю, куда монету деть! Гони сюда серебро, Пришлый! Живо!

Сивый перестал жевать, переводя испуганный взгляд с меня на Кремня. Чайник, стоявший посреди стола, казался теперь не трофеем, а немым укором — единственная вещь, купленная для хозяйства, среди гор обглоданных костей.

Медленно, с показным спокойствием, я выдохнул. Вставать не стал. Посмотрел так, что Кремень осекся. Бить было рано. Сначала — слово.

— Ты атаман, Кремень. Фарт имеешь и стаю кормишь, — произнес я тихо, но четко выговаривая каждое слово. — А если сегодня все спустишь — завтра твои лапу сосать будут. И тебя же проклянут. Я не жадный. Я дальновидный. Хочешь осетрины? Заработай на осетрину. Пока — не заработал!

— Да мне плевать! — взревел Кремень и с размаху ударил кулаком по столу.

Посуда подпрыгнула. Наливкой плеснуло на скатерть, расплываясь пятном, похожим на свежую кровь. В зале стало тихо. Десятки глаз повернулись в нашу сторону.

Глава 16

Глава 16

Конфликт вошел в штопор. Сдать назад не вариант, а давить нахрапом — начнется драка, где я буду в меньшинстве. Да и нельзя нам здесь драться!

Половой, застывший с подносом в трех шагах, уже явно прикидывал, надо ли кликать вышибалу. Кулак Кремня, сжатый до побелевших костяшек, намертво впечатал хлебные крошки в липкий стол.

— Остынь. — Мой голос прозвучал тихо, но отчетливо, разрезая гул трактира.

Кремень засопел, наклоняясь ко мне через стол. От него тяжело разило перегаром, луком и дешевым табаком. Мутные глаза налились бычьей яростью. Хмель ударил ему в голову, вымывая остатки осторожности.

— Я сказал — гуляем! — прохрипел он, брызгая слюной. — Это моя добыча! Мое серебро! Гони монету сюда, гнида!

Его рука дернулась, явно намереваясь схватить меня за грудки. Сивый напрягся, перестав жевать, и медленно опустил ложку. Штырь хищно подобрался, как хорек перед прыжком. Воздух за столом наэлектризовался так, что, казалось, чиркни спичкой — рванет.

Не шелохнувшись, я смотрел ему прямо в переносицу. Спокойно. Без страха.

— «Твое», — не повышая голоса, произнес я. — И потому ты его сейчас пропьешь? Все до копейки? Цыган тебе подавай? Медведя?

— А хоть бы и медведя! — взревел он, чувствуя за собой право силы. — Имею право!

— А завтра что? — жестко перебил я, ударив вопросом как хлыстом. — Завтра ты чем брюхо набьешь?

Кремень замер. Вопрос был простой, но пьяный мозг споткнулся об него.

— Завтра будет завтра… — буркнул он неуверенно, но тут же снова взвился: — Ты мне зубы не заговаривай! Деньгу давай!

— Нет денег на гулянку, — отрезал я холодно. — Нету. Мы нищие, Кремень. У нас рубль восемьдесят на четверых. Ты на что «гулять» собрался? На такие деньги можно «погулять» только по улице, да и то тихонечко, чтоб никто не заметил. Такие деньги — это чтобы с голоду не сдохнуть, пока нормальное дело не выгорит.

Я специально говорил с ним грубо, без экивоков. Сбивал спесь.

— Прожрать все сейчас — дело нехитрое. Много ума не надо. А вот до весны дожить — тут голова нужна. И дело фартовое. Настоящее! А не эта чепуховина…

Кремень стоял, нависая надо мной, тяжело дыша. В его взгляде боролись пьяный кураж и злоба на то, что я ломаю ему отдых. Он уже чувствовал себя королем жизни, а я макал его обратно в помойку реальности. Его рука медленно поползла к карману.

Ситуация балансировала на грани. Ему нужен был только повод. Или толчок.

— А тебе, гнида, какое дело до нас⁈ — Визгливый голос, как бритва, распорол напряженную тишину.

В свару снова влез Штырь — мелкий провокатор.

— Не слушай его, Кремень! Ты чего уши развесил⁈ Он же зубы заговаривает! Треплется, как цыган на ярмарке!

Штырь быстро зыкнул по сторонам, ища поддержки у Сивого, потом снова впился взглядом в пахана.

— Чужой он! Пришлый! Сегодня здесь, завтра — ищи ветра в поле! Ты погляди на него!

Кремень моргнул, сбитый с толку этой пулеметной очередью обвинений. Его пьяный взгляд метнулся от меня к своей шестерке и обратно.

Штырь понял, что попал в точку, и плеснул в огонь керосина. Он наклонился к самому уху пахана, зашептал громко, захлебываясь слюной:

— Он же специально деньги при себе держит. Проснемся, ни денег, ни его!

В мутных глазах Кремня качнулась стрелка весов — от пьяной обиды к черной, липкой паранойе.

— Точно, братцы… — прохрипел он, краснея до корней волос. — Так он и задумал!

Мысль о том, что его обманут, ударила по самолюбию сильнее водки. Подозрение — вечный спутник босяка — подняло голову. Ему вдруг стало кристально ясно: у него отбирают не просто гулянку. У него крадут «законную» добычу.

— Ты это… — Кремень медленно выпрямился, и рука его снова нырнула в карман, нащупывая холодную сталь. — Ты меня за дурака держишь, Пришлый?

Сивый перестал жевать, переводя взгляд с меня на Кремня.

Не тратя время на оправдания, я резко, без замаха, с грохотом опустил ладонь на затылок Штыря, буквально впечатывая его в стол.

— Пасть захлопни, — рявкнул я, перекрывая вой механической музыки. — Еще раз гавкнешь — зубы выплюнешь.

Затем медленно поднялся, смотря только на Кремня. Глаза в глаза. Жестко. Не отводя взгляда.

— Ты