Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

Пальцы Мускуса снова коснулись головы позади ушей, однако Кровь отрицательно покачал головой, и намек на дальнейшие муки так и остался намеком, замер, не преступив грани осуществления.

– Вдобавок мы только что купили ваше имение, а потому кое-кто наверняка задумается на наш счет. Кто-нибудь знает, куда ты отправился?

Вот оно…

Солгать, если придется, Шелк был готов, но по возможности предпочел бы откровенной лжи нечто уклончивое.

– Ты имеешь в виду кого-то из наших сибилл? Нет, ничего подобного.

Кровь удовлетворенно кивнул. Опасность миновала.

– Но все равно, кто-нибудь внимание да обратит. Мало ли кто тебя видел… хоть та же Ги – и видела, и говорила с тобой, и так далее. Возможно, даже имя твое знает.

Знает ли? Этого Шелк припомнить не смог, однако решительно подтвердил:

– Да, так и есть, но разве ты не можешь довериться ей? Она ведь тебе жена.

Мускус за его спиной захихикал, а Кровь громогласно расхохотался, от души хлопнув себя по бедру.

Шелк только пожал плечами.

– Один из твоих слуг называл ее хозяйкой… разумеется, полагая меня одним из гостей дома.

Кровь утер заслезившиеся глаза.

– Что ж, патера, мне она нравится, а самая красивая девица среди виронских шлюх – товарец, как ни крути, стоящий, но что до… ладно, вздор это все, – махнув рукой, решил он. – Речь вот о чем: я предпочел бы числить тебя среди друзей.

При виде выражения на лице Шелка его вновь разобрал смех.

– Подружиться со мной – дело несложное, – как можно равнодушнее откликнулся Шелк.

Вот, вот! Тот самый разговор, который он воображал себе, оглядывая виллу с окружающей ее стены! Захваченный врасплох, Шелк напряг память, лихорадочно вспоминая приготовленные загодя, отрепетированные доводы.

– Верни мой мантейон Капитулу, и я буду благословлять тебя до самой смерти.

Струйка пота со лба защекотала веко. Опасаясь, как бы Мускус не подумал, что он лезет в карман за оружием, Шелк решил обойтись без носового платка и утер лицо рукавом.

– Не сказал бы я, что для меня это так уж просто, патера. Я за него ни много ни мало тринадцать тысяч карточек выложил, и чтоб ни одной из них в глаза больше не увидеть? Нет, я придумал другой способ завести с тобой дружбу, да такой, чтоб денег в кармане прибавилось – прибыток мне, видишь ли, нравится куда больше. Кто ты есть? Обыкновенный вор. Сам в том признался. Ну и я тоже.

Поднявшись с кресла, Кровь потянулся, оглядел комнату, словно бы любуясь роскошью меблировки.

– А если мы с тобой один другого стоим, зачем кружить нос к носу, как пара уличных котов, готовых в морду друг дружке вцепиться?

Стоявший позади Мускус погладил волосы Шелка.

– Прекрати! – велел Шелк, почувствовав в его прикосновении нечто до отвращения непристойное.

Мускус послушно убрал руку.

– Ты, патера, человек храбрый. Храбрый и при том сообразительный.

Пройдясь по комнате, Кровь остановился перед серым с золотом образом Паса, вершащего суд над грешными душами: одна голова гневно хмурится, другая выносит им приговор.

– Знаешь, я, сидя на твоем месте, слова бы Мускусу поперек сказать не рискнул, а ты осадил его, и тебе это сошло с рук. Ты молод, силен и наделен еще парой достоинств, которых нет у нас, остальных. Во-первых, авгура никто ни в чем этаком не заподозрит, а во-вторых, у тебя имеется недурное образование – начистоту говоря, куда лучше, чем у меня. И вот скажи мне как вор вору: неужто ты хоть нутром, в глубине души, не сознавал, что красть принадлежащее мне не по совести?

Шелк помолчал, собираясь с мыслями.

– Сознавал, разумеется, но… порой, видишь ли, поневоле приходится выбирать одно из двух зол. Ты богат и, лишившись моего мантейона, по-прежнему останешься богатым, а сотни семей, крайне бедных семей, живущих в нашем квартале, без моего мантейона станут еще беднее. Это и послужило решающим доводом.

Тут он умолк, ожидая, что голова снова взорвется болью под нажимом костяшек Мускуса, но боли не последовало.

– Ты предлагал поговорить как вор с вором, то есть, видимо, без утайки, – добавил он. – Так вот, если уж начистоту, я и сейчас нахожу этот довод не менее основательным.

Кровь повернулся к нему:

– Ну да, патера, еще бы! Удивительно, как тебе не пришло в голову такого же стоящего оправдания, чтоб пристрелить Ги. Многие «подвиги» твоих богов гораздо, гораздо хуже.

– Да, несравненно хуже, – кивнув, согласился Шелк. – Однако боги намного выше, могущественнее нас, а посему вольны поступать с нами как заблагорассудится, подобно тому, как ты подрезаешь ручной птице крылья, не чувствуя за собою никакой вины. Гиацинт – дело другое: я по сравнению с нею вовсе не высшее существо.

Кровь усмехнулся:

– По-моему, ты, патера, – единственный, кто так считает. Ладно, насчет морали с нравственностью тебе виднее: это ж, в конце концов, твое ремесло. Ну а я – человек деловой, и проблемка у нас с тобой тоже чисто деловая, ничего сложного. Я отдал городским властям за твой мантейон тринадцать тысяч. Сколько он, по-твоему, стоит на самом деле?

Перед мысленным взором Шелка сами собой возникли свежие, юные лица детишек в палестре, усталые, но счастливые улыбки их матерей, благовонный дым жертвенного огня, поднимающийся с алтаря к проему божьих врат в крыше…

– Ты о деньгах? В деньгах его цены не исчислить. Он бесценен.

– Именно! – Взглянув на иглострел, который по-прежнему сжимал в кулаке, Кровь сунул оружие в карман украшенных вышивкой брюк. – Так тебе сердце подсказывает, потому ты и явился сюда, хотя наверняка понимал, что запросто можешь не уйти отсюда живым. Ты, кстати сказать, не первый, кто пробовал ко мне забраться, но первый, кому удалось попасть в дом.

– Хоть какое-то утешение.

– Вот потому я тобой и восхищаюсь. Потому и думаю, что с тобой можно провернуть кой-какое дельце. Выставленный на торги, патера, твой мантейон стоит ровно тринадцать тысяч карточек. Ни единой долькой дороже либо дешевле. Нам это известно, так как он продавался с торгов всего несколько дней тому назад и продан был за эти самые тринадцать тысяч. Такова его цена для делового человека. Ты мою мысль понимаешь?

Шелк кивнул.

– Ясное дело, у меня имелись на него планы. Планы очень даже прибыточные. Однако на нем свет клином не сошелся, и потому вот тебе мое предложение. Ты говоришь, твой мантейон бесценен. Бесценен… это же целая прорва денег! – Облизнув губы, Кровь сузил глаза, устремил взгляд в лицо Шелка. – И я, деловой человек, извлекающий чистую прибыль откуда только возможно, но никого, вот те слово-лилия, никого не обжуливая, не жадничая, говорю: остановимся посередке. Заплатишь мне вдвое против того, что заплатил я, и мантейон твой.

Шелк раскрыл было рот, но Кровь поднял кверху ладонь.

– Погоди. Давай