Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

сначала в точности как фартовый с фартовым вопрос обкашляем. Я уступаю тебе мантейон ровным счетом за двадцать шесть тысяч. Все расходы на мне. Никаких фокусов, никакого раздела собственности. Двадцать шесть тысяч, и он твой. Твой целиком.

С каждым его словом возносившиеся все выше и выше надежды Шелка рухнули, рассыпались в прах. Неужто Кровь всерьез считает его богачом? Ну да, кое-кто из мирян действительно думает, будто авгуры все поголовно богаты…

– Я ведь уже рассказывал, чем владею, – напомнил он. – За все мое имущество не выручить даже двух сотен карточек. Имущество матери целиком стоило куда меньше двадцати шести тысяч, а после того, как я принял сан, навек перешло в собственность Капитула.

Кровь улыбнулся:

– Знаю, патера. Я не тупой. Еще выпьешь?

Шелк отрицательно покачал головой.

– Ну а я пригублю малость.

Как только Мускус вышел за дверь, Кровь вернулся в кресло, вновь уселся напротив.

– Знаю, знаю: двадцати шести тысяч у тебя нет даже близко. Конечно, проглатывать все, что ты тут наговорил, я подожду, однако, будь у тебя за душой хоть пара тысчонок, ты б там, на Солнечной улице, не торчал. Но ничего: кто сказал, что бедность – это на всю жизнь? Знаешь, глядя на меня, может, и не поверишь, но я сам когда-то был бедняком.

– Отчего же, охотно верю, – возразил Шелк.

Улыбка Крови исчезла как не бывало.

– И из-за этого смотришь на меня свысока. Может, потому и решиться оказалось проще?

– Нет, – отвечал Шелк, – наоборот, гораздо сложнее. Жертвоприношений в нашем мантейоне ты ни разу не посещал – в отличие, кстати заметить, от многих и многих воров, но в глубине души я понимал, что собираюсь ограбить одного из своих, и пошел сюда с великой горечью в сердце.

В усмешке Крови не чувствовалось ни веселья, ни дружелюбия.

– Но все же пошел.

– Как видишь.

– Я вижу куда больше, чем ты думаешь, патера. Гораздо, гораздо больше тебя. Вижу, что ты готов был ограбить меня и что тебе это едва-едва не удалось. Минуту назад ты сказал: я, дескать, по-твоему, так богат, что потеря четырех старых зданий на Солнечной улице для меня пустяки. Может, ты считаешь меня первым богачом на весь Вирон, а?

– Нет, – ответил Шелк.

– Что «нет»?

Шелк пожал плечами:

– Самым богатым из городских богачей я не считал тебя даже во время того разговора на улице, хотя понятия не имею, кто у нас самый богатый. Подумал только, что ты богат, а это вполне очевидно.

– Ну, так я вовсе не самый богатый из городских богачей, – объявил Кровь. – Не самый богатый и вдобавок не самый мутный. В Вироне уйма, уйма народу куда богаче и куда мутнее меня. И большинство таковых, патера, далеко не так близки к Аюнтамьенто, как я. Хочешь верь, хочешь нет, но слова мои запомни и держи в голове.

На это Шелк не ответил ни словом и даже не изменился в лице, будто вовсе ничего не услышав.

– Так вот. Хочешь вернуть себе мантейон, отчего бы не получить деньги с них? Цену я назвал: двадцать шесть тысяч. Мне главное – деньги, а денег у них не меньше, чем у меня, и с большинства взять их намного проще. Ты меня слушаешь, патера?

Шелк неохотно кивнул.

Дверь распахнулась, и в комнату точно так же, как прежде, вошел Мускус, сопровождаемый лакеем. На сей раз на подносе в руках лакея поблескивал не один – два бокала.

Едва Кровь принял один из них, лакей поклонился Шелку:

– Патера Шелк?

Следовало полагать, о его пленении в доме уже прослышали все до единого и кто он такой, очевидно, ни для кого не секрет.

– Да, – подтвердил Шелк, понимая, что отпираться бессмысленно.

Лакей со странным, непостижимым выражением на лице поклонился ниже прежнего и протянул Шелку поднос.

– Я, с разрешения Мускуса, взял на себя смелость, патера… прошу, прими, сделай мне одолжение.

Шелк, улыбнувшись, принял поднесенный бокал.

– Благодарю тебя, сын мой. Весьма любезно с твоей стороны.

На миг лакей засиял от счастья.

– Если попадешься, – дождавшись ухода лакея, продолжил Кровь, – я тебя знать не знаю. В жизни тебя не встречал и никому ничего подобного сроду бы не предложил. Вот так, и только так.

– Дело ясное. Но сейчас, нынче вечером, ты как раз предлагаешь мне награбить денег, чтоб выкупить у тебя мантейон. Предлагаешь мне, авгуру, пробираться в дома тех, других богачей ради краж с грабежами таким же образом, как я забрался в твой дом.

Кровь поднял бокал к губам.

– Э-э, нет. Я говорю: хочешь вернуть мантейон себе, пожалуйста, цена названа… а больше ничего такого не говорю. Где добыть деньги, соображай сам. Думаешь, городские власти интересовались, откуда у меня капиталы по их запросам?

– Что ж, мысль конструктивная, – признал Шелк, – особенно в отсутствие других перспектив.

Мускус глумливо осклабился.

– Вот только твой домашний лекарь говорит, что я сломал правую лодыжку, – продолжал Шелк. – Боюсь, срастется она нескоро.

Кровь оторвал взгляд от бокала.

– Нет, патера, о куче времени и думать забудь. Сроку тебе – разве что самая малость, дельца на три-четыре, не больше.

– Понятно, – потерев щеку, откликнулся Шелк, – однако, сам видишь, какое-то время мне все же потребуется… а мантейон? Что станется в течение отпущенного тобою срока с моим мантейоном?

– Это мой мантейон, патера, но ты заправляй им, как прежде, пойдет? Только всякому, кто поинтересуется, говори, что владелец – я. Мантейон мой, так всем и говори.

– Я мог бы говорить любопытствующим, что ты погасил налоговые недоимки, и это будет чистой правдой, – предложил Шелк. – Погасил недоимки и позволяешь нам по-прежнему служить богам… из благочестия.

Да, то была ложь, однако он надеялся, что со временем сия ложь обернется истиной.

– Прекрасно. Но все, что у тебя останется сверх накладных расходов, тоже мое, и как только я захочу поглядеть на счетные книги, тащи их сюда, иначе не сговоримся. Сколько тебе надо времени?

Отнюдь не уверенный, что сумеет пойти на грабежи, как того требует Кровь, Шелк призадумался.

– Год, – рассудив, что за год может случиться всякое, объявил он.

– Очень смешно. Бьюсь об заклад, когда ты разделываешь барана по сциллицам, прихожане животики со смеху надрывают. Три недели… а-а, лохмать его, ладно, пускай будет месяц. Но это самое большее. За месяц твоя лодыжка в порядок придет?

Шелк пробы ради шевельнул ногой и уже не впервые убедился, что гипс сковал ее намертво.

– Не знаю. По-моему, вряд ли.

Кровь раздраженно фыркнул:

– Мускус, тащи сюда Журавля.

– Ты постоянно держишь на вилле лекаря? – осведомился Шелк, как только Мускус затворил за собою дверь.

– Стараюсь, – ответил Кровь, опустив бокал на столик у кресла. – Около года у меня прожил один, да оказался ни на что не годен, а следующий… как