Я – Товарищ Сталин 6 - Андрей Цуцаев

Кальтаджироне, находившийся в бронетранспортёре, понял, что наступление провалилось. Его рация трещала от панических сообщений. Кастеллани доложил, что его силы окружены. Галанти сообщил, что авиация уничтожена или отступила. Сальвини кричал, что танки горят, а пехота не может пробиться.

— Отходим! — рявкнул Кальтаджироне, его голос дрожал от ярости. — Все назад! Сохранить технику и людей, сколько возможно!

Но отступление превратилось в бегство. Абиссинцы и советские солдаты преследовали итальянцев, не давая им перегруппироваться. Около шести тысяч солдат бросили оружие и сдались в плен. В котле погибло около четырёх тысяч итальянцев, ещё три тысячи были захвачены. Остатки армии, около пяти тысяч человек, отступили в беспорядке, оставляя за собой горящие танки, разбитую технику и тела товарищей. Дорога была усеяна винтовками, касками и ящиками с боеприпасами. Некоторые солдаты, потерявшие связь с командирами, бежали в пустыню, надеясь укрыться, но многие были настигнуты абиссинскими конниками, которые рубили их саблями.

В пещере, служившей штабом, Фёдор Иванович Вяземцев наблюдал за ходом битвы через бинокль. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах горела холодная решимость. Он видел, как дым от горящих танков поднимается в небо, как итальянские цепи тают под огнём его бойцов. Он повернулся к своему адъютанту, капитану Михаилу Соколову.

— Доложи, сколько пленных, — приказал он.

— Около трёх тысяч, товарищ полковник, — ответил Соколов, глядя на записи. — Абиссинцы продолжают зачистку котла. Итальянцы бегут, их авиация уничтожена, танки разбиты. Потери с нашей стороны — около двух тысяч абиссинцев и сто пятьдесят советских бойцов.

Вяземцев кивнул, его пальцы скользили по карте.

— Хорошо, — сказал он. — Передай абиссинским командирам: пленных не расстреливать. Они пригодятся для переговоров. Организуй преследование. Итальянцы не должны добраться до Асмэры.

Соколов кивнул и бросился к рации. Вяземцев вернулся к биноклю, наблюдая, как абиссинские воины добивают последние очаги сопротивления. Он знал, что эта битва — лишь начало. Итальянцы, потеряв половину армии и почти всю авиацию, были сломлены, но Кальтаджироне, под давлением Грациани и Париани, не сдастся так легко. Дуче потребует реванша, и Вяземцев был готов к следующему удару.

К полудню сражение закончилось. Итальянская армия, потерявшая около десяти тысяч человек убитыми и пленными, отступила в беспорядке. Из десятков танков уцелело лишь пять, а авиация была практически уничтожена — из двадцати самолётов осталось четыре, все повреждённые. Абиссинцы и советские солдаты, потеряв около двух тысяч пятисот человек, удержали позиции и захватили значительную часть итальянской техники: десятки пулемётов, сотни винтовок, ящики с гранатами и боеприпасами. Пленные, среди которых были офицеры вроде Кастеллани и Морано, были отправлены в лагерь под охраной абиссинских воинов.

Кальтаджироне, добравшись до временного штаба в двадцати километрах от ущелья, рухнул в кресло. Его лицо было серым от усталости и гнева. Париани, связавшийся с ним по рации из своего штаба в тридцати километрах от Аддис-Абебы, пытался доложить о потерях, но Кальтаджироне прервал его.

— Я не хочу слышать цифры, Альберто, — прорычал он. — Я хочу знать, как это могло случиться. Советы. Это их самолёты, их тактика. Найди мне доказательства, или я доложу генералу Грациани, что ты провалил наступление!

Париани замолчал, понимая, что его карьера висит на волоске. В Асмэре Грациани, получив доклад, стукнул кулаком по столу. Он знал, что поражение в ущелье станет пятном на его репутации. Но он не собирался сдаваться. Связавшись с Париани, он приказал собрать остатки сил — около пяти тысяч солдат и несколько танков — и начать планировать контратаку, хотя в глубине души понимал: без авиации и с разбитой армией шансы на победу таяли с каждым часом.

Вяземцев, стоя на холме, смотрел на поле боя. Дым от горящих танков всё ещё поднимался в небо, а крики раненых эхом разносились по ущелью. Он знал, что эта победа — лишь шаг к освобождению Абиссинии. Итальянцы были разбиты, но война продолжалась. Он повернулся к Соколову.

— Готовь донесение в Москву, — сказал он. — И свяжись с абиссинским командованием. Нужно укрепить позиции и подготовиться к следующей атаке. Кальтаджироне не сдастся, пока Грациани и Дуче дышат ему в затылок.

Соколов кивнул, а Вяземцев снова посмотрел на поле боя. Его план сработал безупречно, но он знал: каждая победа имеет свою цену. И он был готов заплатить её, чтобы Абиссиния осталась свободной.

Глава 17

Закат окрасил Рим в багряные тона, и мягкий свет проникал сквозь высокие окна Палаццо Венеция, отражаясь от полированного мраморного пола кабинета Бенито Муссолини. Тени дрожали на стенах, где висела огромная карта Абиссинии, усеянная красными стрелками, некогда символизировавшими триумф, а теперь ставшими горьким напоминанием о поражении. Воздух в кабинете был пропитан запахом старого дерева, сигарного дыма и воска, которым натирали массивный дубовый стол. Мраморные бюсты римских императоров — Цезаря, Августа, Траяна — стояли на полках, их холодные взгляды словно осуждали Муссолини за неудачу. Он стоял у стола, сжимая в руках телеграмму от генерала Родольфо Грациани. Тонкая бумага дрожала в его пальцах, каждое слово в ней било точно в сердце. Пятнадцать тысяч солдат, десятки танков Fiat 3000, почти вся авиация — всё потеряно в одном бою. Грациани сообщал о катастрофе в ущелье, о советских истребителях И-16, о тактике, превратившей итальянское наступление в кровавую бойню.

Муссолини швырнул телеграмму на стол, бумага смялась под его кулаком. Его лицо, обычно излучавшее властную уверенность, исказилось от ярости, вены на висках вздулись, глаза горели гневом. Он шагал по кабинету, шаги гулко отдавались на мраморном полу, эхом разносясь по высоким потолкам. Остановившись у карты, он ткнул пальцем в точку, где его армия попала в засаду. Ущелье, окружённое холмами, стало могилой для тысяч солдат. Он видел пыльные дороги Абиссинии, слышал рёв советских самолётов, чувствовал запах горелого металла от подбитых танков. Всё это было слишком неожиданно. Он рассчитывал на молниеносную победу, на триумф, который заставит мир признать Италию великой империей. Вместо этого он получил унижение, угрожавшее его репутации и мечте.

— Поражение! — прорычал он, его голос дрожал от гнева. — Как Грациани мог допустить это? Как Кальтаджироне и Париани провалили всё, что я им доверил? Я дал им армию, авиацию, танки, а они подарили мне позор!

Он повернулся к окну, за которым простиралась площадь Венеции. Толпы сторонников, собравшиеся внизу, скандировали его имя, их голоса доносились приглушённо, словно насмешка. Обычно эти крики вдохновляли его, наполняли силой, но сегодня они звучали как вызов, который он не мог игнорировать. Абиссиния должна была стать жемчужиной его империи, символом мощи, затмевающим все сомнения в