Светоч Йотунхейма - Елизавета Алексеевна Дворецкая

лысой головой, даже на вид крепкой, как гранит. Широкий приплюснутый нос, низкий скошенный лоб, глубокие глазные впадины. Ноги как бревна, брюхо как валун. Перед глазами плыло при виде этого чудовища со знакомым голосом. А Ульв-Харек обращался к нему так спокойно, будто видит каждый день.

– Отец, это ты его притащил? Если не на угощение Матушке Жути, то я и не знаю, зачем он нам здесь!

– Вы оба уже взрослые мужчины, вам пора жениться. – Микиль-Тролль тролль положил руки на то место, где у людей предполагается талия, и с гордостью оглядел обоих парней. – У тебя, Фьёр, есть невеста королевского рода, и для него я присмотрел такую же! Я заманил ее сюда, она где-то здесь.

– Фьёр? – не понял Хаки. – Его же зовут Ульв-Харек!

– Меня зовут Фьёр. – Предполагаемый брат посмотрел на него как на слабоумного. – И, отец, я не понимаю – почему ты должен заботиться, чтобы этот жабий сын получил невесту королевского рода?

– Потому что, сынок, он твой брат.

– Что? – Фьёр чуть не подпрыгнул от изумления. – С каких пор у меня завелся брат?

– Он всегда у тебя был. Вы родились в одну и ту же ночь. Только ранее не виделись.

– Виделись, – мрачно сказал Фьёр. – Однажды. Я уже почти заманил в камень тех девушек, и они обе могли бы быть мои. Но появился этот ползун и все испортил.

Заманил в камень… Хаки вспомнил. Когда он после Середины Зимы приехал в Сигурдову усадьбу… Перед этим они с Ульв-Хареком собирали войско для Эйстейна конунга, но попали в засаду. Ульв-Харек оказался в плену, а Хаки пришлось отступать. Он приехал к Сигурду, чтобы там встретиться с Эйстейном, и увидел, как некто из камня тянет туда Рагнхильд и ее подружку Элдрид… Тогда он не успел толком рассмотреть жителя камней, но и правда: рост, сложение, лицо – все в нем напоминало Ульв-Харека. Только волосы слишком длинные и слишком рыжие, голос чуть выше, и разговаривает он снисходительно.

Так это не Ульв-Харек! Это тролль, скальный житель, только почему-то очень похожий на старшего Вестейнова сына. Небось украл его облик, чтобы морочить Хаки, а сам страшнее вот этой образины!

Но старый тролль почему-то твердит, что они братья! Значит, это все-таки Ульв-Харек? От такой путаницы пошла бы кругом голова и у людей поумнее, чем Хаки Ночной Берсерк.

– Это был ты – там, у камня! – воскликнул Хаки, сам не понимая, кого винит.

– Это был я. И ты мне помешал! – Фьёр положил руки на пояс и принял угрожающий вид. Щека его распухла, на ней виднелась кровавая рана от укуса, кровь сохла в бороде и на руках. – Но теперь-то я с тобой посчитаюсь!

– Не вздумай даже глядеть в сторону Рагнхильд! – Хаки снова попер на него грудью. – Она моя! А ты, гнида рыжая…

– Довольно!

Женский голос прозвучал, как удар по ледяному железу. Хаки вдруг ощутил, что все его тело заледенело, что он не может шевельнуться. Это чары, невидимые оковы!

С трудом ему удалось чуть скосить глаза. Возле Фьёра появилась женщина – немолодая, худощавая, с лицом когда-то красивым, а теперь исхудавшим и покрытым сеткой морщин. Седые волосы не помещались в большой пучок на затылке и спускались густыми прядями до самой земли. Платье на ней было королевское – малинового шелка с золотой вышивкой, золотые украшения на шее, на руках были столь многочисленны, что, казалось, обременяли ее, как оковы. Льдисто-голубые глаза с бледно-серого лица взирали на Хаки со злобой и досадой.

– Что ты стоишь, старое чудовище, потешаешься, когда какой-то выползок наседает на твоего единственного сына! – напустилась она на старого тролля. – О Матерь Ангрбода! – Она взглянула на Фьёра. – Дитя мое, что это с тобой?

– Он меня укусил! – Фьёр обвиняюще ткнул пальцем в Хаки.

– Укусил? – Королева не поверила своим ушам. – Да я сейчас… заставлю его съесть собственную руку! Палец за пальцем! По самый локоть!

И едва она это сказала, как Хаки ощутил, что его правая рука сама собой поднимается к лицу, рот открывается, пальцы влезают в рот, а зубы впиваются в них и начинают грызть! Он грыз и одновременно пытался вопить от боли; он грыз и вопил, не в силах перестать делать ни то, ни другое. Кровь обожгла ему рот – его собственная кровь, ярко-красная; она вытекала изо рта и падала на грудь. От боли и ужаса его повело, он упал, ушибся всем телом о каменистую землю, но не мог перестать грызть свою руку. Кость хрустнула в зубах…

– Стой, хватит! – рявкнул старый тролль. – Уймись, Мальфрид!

Хаки издал громкий вопль – неведомая сила больше не заставляла его сжимать зубы на собственных пальцах. Он обхватил правую кисть левой и стал раскачиваться, не в силах одолеть боль, жуть и отвращение. Прерывал он вопль только для того, чтобы отплеваться, – казалось, рот полон собственной крови, а в зубах застряли ошметки собственной плоти.

И едва он подумал об этом, его вывернуло.

– Будешь знать, яйцо гадючье, как вредить моему сыну! – надменно сказала седая королева. – И чтобы я тебя, блевотину жабью, больше не видела!

– Ну как ты можешь, Мальфрид! – с упреком бросил ей старый тролль. – Так обходиться с…

– И ты тоже, – она обернулась, – позаботься, чтобы я его больше не видела! Пойдем, Фьёр. Я все исправлю!

Хаки не видел, как они ушли. Прикусив губу и постанывая, он стоял на коленях в каменной пыли, раскачивался и баюкал свою руку. Когда не него упала широкая тень, он едва заметил.

– Вставай, сынок! – Огромная бурая лапища осторожно коснулась его плеча. – Таковы женщины: им подавай кого покрасивее, а если кто им не по нраву, они могут быть так жестоки с собственной же кровью! Ну ничего, не горюй. У тебя есть отец, он о тебе позаботится.

От боли, от изнеможения души и тела Хаки почти не соображал и не мог понять, при чем здесь Вестейн бонд и как он тут сможет о нем позаботиться. Побуждаемый старым йотуном, он кое-как поднялся на дрожащие ноги и, прижав пострадавшую руку к груди, побрел, спотыкаясь, за ним, через сумеречную долину. Над ними мерцало и переливалось ярко-зелеными сполохами каменное небо Йотунхейма.

Прядь 28

Микиль-Тролль привел Хаки к источнику – обложенной камнями яме шириной в пару локтей, где бурлила сумеречная вода, – и велел:

– Опусти туда руку.

Хаки послушался, и, едва его изувеченная собственными зубами кисть погрузилась в прохладную влагу, как боль унялась. На смену ей пришло изумление. Навстречу Хаки из воды глянул какой-то тролль, весьма схожий со