Резидент КГБ. Том 1 - Петр Алмазный

— А… — Я устало махнул рукой, стянул пальто и опустился за свой стол. — Потом расскажу.

Вася понимающе кивнул.

— Ясно, — сказал он. — А у нас тоже новости. К нам едет ревизор.

Глава 18

Василий не пошутил. В резидентуру из Москвы ехал с проверкой какой-то серьёзный чин. Говорили, целый генерал. Поэтому все и бросились кропать отчёты и приводить в порядок свои бумажные дела, скрипя мозгами и шариковыми ручками.

Моя же первая мысль была о другом. Чем вызван этот высокий визит? Причины могли быть разные. Может, просто так совпало (что вряд ли). Не исключено, что это запаниковавший Кисляк связался со своими теневыми боссами, и те сразу отреагировали. Но существовала третья возможность. Что крупный чин из Москвы едет сюда помогать Гордиевскому. Может быть, это та самая «крыса», крупная и зубастая, о которой я уже неоднократно размышлял. А теперь, дай бог, выманил.

Мне тоже пришлось заняться бумажными делами, с этим у меня обстояло совсем плохо. Почти никаких отчётов я не писал. Не то чтобы я совсем это задвинул, но как-то постоянно находились занятия поважнее. Теперь пришлось спешно навёрстывать — прямо как в студенческие времена.

Но сначала я связался с Бережным. Он, хоть и не поверил тогда моим словам о Гордиевском, серьёзностью ситуации всё же проникся. И придумал для нас канал срочного общения. В здании, где располагался кабинет посла, среди прочих помещений имелась комната защищённой связи. Пользовалось ею только главное посольское начальство, да и то в редких случаях.

— Я договорюсь, — заверил меня Бережной. — Только постарайся шастать туда пореже.

Дежурный офицер уточнил у посла Егорычева разрешение, впустил меня в комнату и вышел, закрыв за собой обе двери. Скоро я услышал в трубке не очень довольный голос Бережного.

Наплевав на это его недовольство, я рассказал Бережному о спланированной и проведённой мною операции. И о её результатах. В первую очередь — чтобы он организовал обращение нашего МИДа к норвежскому правительству по поводу освобождения и отправки в СССР арестованной медсестры Хаавик. Я настоял, чтобы все заслуги по этому поводу взяла на себя лондонская резидентура, приписывать этот успех нашей, под руководством Гордиевского, было ни к чему. Бережной с моими доводами неохотно согласился.

Потом я перешёл к главному. Рассказал о Кисляке, о промышляющей в посольстве контрабандной группировке. О масштабах их работы. Но главное: о том, что Кисляк передал информацию о моей операции Гордиевскому. Вследствие чего случилась утечка. И что Кисляк готов дать на Гордиевского показания.

— Хм, — сказал Бережной.

И в ближайшую минуту он не говорил больше ничего.

А потом — сказал.

— Это всё впечатляюще, — послышался его далёкий голос. — Это по-настоящему хорошая работа, Николай. Только вот… Только вот предъявить Гордиевскому по-прежнему нечего.

— Как нечего? — опешил я.

— А вот так. Против него только слова Кисляка. Ну и ещё твои. Но Кисляк и был никто, а теперь, запятнав себя с этими контрабандными делами, стал вообще… отрицательной величиной, скажем так. Ты — майор. Пусть и с боевым, героическим даже прошлым. Но по теперешней своей службе, как бы это сказать… Некоторые твои методы руководство отдела не всегда одобряет. Считает несколько авантюрными. Да и твой стиль общения с этим самым руководством… — он хмыкнул в трубку. — Ладно. А на стороне Гордиевского — его безупречный послужной список, годы успешной работы, знакомства. И авторитет его семьи, в которой…

— Да помню, помню, — перебил я, пока он не стал перечислять заслуги старшего и среднего Гордиевских.

— Тем более, раз помнишь. Ты пойми, такие вещи быстро не делаются…

Я разобрал в трубке характерный выдох, Бережной там, у себя, курил и выпускал сигаретный дым.

— Если сделать по-твоему… Представь, как это будет выглядеть. Хватают, увозят… Вместо доказательств — слова одного, слова другого, какой-то листик в книжке… Как в тридцать седьмом году, блин… Если ты понимаешь, о чём я говорю.

Я-то, конечно, понимал. И, вспоминая захлёбывающиеся речи Кисляка, подумал, что тридцать седьмой год некоторым здесь и не помешал бы.

— Есть ещё фактор, который всё усложняет…

Бережной продолжал, рассуждая как бы сам с собой. Я навострил уши, почуяв по его голосу, что сейчас будет сказано нечто важное.

— Там, наверху, всё не монолитно… И одни большие люди могут подумать, что другие большие люди… вышли, как говорится на тропу войны… Да… Что вот таким макаром у них хотят отобрать место главы датской резидентуры… Кхм… Ладно.

Вот это было действительно интересно.

— А вот эти люди… — начал я.

— Стоп, хватит об этом, — резко прервал Бережной.

Было похоже, что он ненароком сболтнул лишнего и теперь жалеет об этом. Я, правда, не совсем понял, злится он оттого, что разболтался по телефону, пусть и не простому, а специальному и вроде как защищённому. Или оттого, что разоткровенничался со мной.

— Я поговорил с одним человеком, — продолжал он, меняя тему. — Взял на себя ответственность. Ко мне прислушались: Гордиевского проверят. Тщательно. И аккуратно, чтобы комар носа не подточил.

Я задумался. Нет, едва ли едущий в посольство чин стал результатом этого данного кем-то Бережному обещания. Не так быстро всё делается, он сам об этом сказал.

— Кстати о проверках…

Я рассказал Бережному об ожидающемся визите московского высокого гостя.

Вот тут Бережной неожиданно встревожился.

— Известно, кто именно едет? Каков состав проверяющих?.. Ладно, узнаю по своим каналам, — быстро решил он. — Давай. Будут новости, позвоню.

Он дал отбой.

Я положил трубку, поднялся, шагнул к двери, и тут телефон зазвонил. После секундных раздумий я поднял трубку.

— Это ещё ты? — послышался голос Бережного. — Слушай. Ты там, пока эти… проверяющие… будут у вас… — Он странно замялся. — В общем, постарайся не оказываться в безлюдных местах. И машину води аккуратно. Перед каждой поездкой проверяй тормоза. Понимаешь, о чём я говорю? Ну давай, пока.

Он отключился и больше уже не перезванивал.

Возвратившись в здание резидентуры, я с облегчением увидел там Гордиевского. Вернулся, значит. Вот и