Резидент КГБ. Том 1 - Петр Алмазный

«А за Смирнова не беспокойся, его мы уберём», — это Ирина расслышала вполне отчётливо.

— Они хотят вас убить, — прошептала она, и из глаз её брызнули слёзы.

— Нет, — бросился я успокаивать свою собеседницу. — Конечно, нет. Речь идёт не об убийстве.

Я и в самом деле считал, что убивать меня они не станут. Если в резидентуре чередой пойдут разоблачения вражеских агентов и непонятная гибель сотрудников, на карьере Гордиевского как руководителя это может поставить крест. И никакие группировки могут не помочь. Скорее, они попытаются перевести меня в другое место. И вот там уже… Но это мы ещё посмотрим, кто кого.

К чему пришли в своём разговоре два предателя, подслушать у Ирины не получилось. Но она и так сильно помогла, и я был ей бесконечно благодарен.

Я завёз Ирину обратно в сквер и поехал к посольству. Поставив машину на ближней улице, я решил вернуться в тот же сквер уже пешком. Когда я там ездил, поблизости вертелся один бездомный в равной куртке и облысевшей ондатровой шапке. В Копенгагене хватало бездомных (привет, «Международная панорама» и её ведущий Генрих Боровик), но этот показался мне каким-то подозрительным. Наверное, это сказались усталость и лёгкая профессиональная паранойя.

Бездомный из-под деревьев сквера куда-то ушкандыбал, зато я встретил кое-кого другого. Это был Леонардо. Он брёл там задумчивый и как будто потерянный. А увидев меня, шарахнулся и едва не рванул наутёк.

— Эй, что с тобой? — удивился я. — Ты чего тут бродишь, приходил к кому-то?

Леонардо часто заморгал, словно что-то вспоминая. Потом закивал так, что с головы чуть не слетела меховая фуражка:

— Приходил, приходил! Конечно к тебе, Ник. К кому мне ещё здесь приходить.

Тут у меня случился момент предвидения: внезапно я понял, что Леонардо скажет в следующую секунду. И ошибки не произошло.

— У тебя получилось продать мой кофе, Ник? — спросил он. — Пожалуйста, скажи, что получилось. Ты говорил, что у тебя есть идеи…

Мне стало немного стыдно. Про этот чёртов кофе за прошедшие дни я не вспоминал ни разу. Голова постоянно была занята чем-то другим.

— Я постараюсь, — сказал я. — Обязательно. Как только разберусь тут с некоторыми делами.

Леонардо вздохнул и понуро побрёл вдаль по аллее.

Похоже, генерал-майор Калугин нашёл нужные слова и аргументы, и Гордиевский к англичанам пока не сбежал. Он сидел на своём обычном месте во главе длинного стола в зале собраний резидентуры. И оглашал нам выводы улетевшего в Москву Калугина о нашей работе. В целом и конкретно по персоналиям.

Перед нами на столе лежали листы с отпечатанным на пишущей машинке текстом. То, что говорил сейчас Гордиевский, было развёрнутой версией этого конспекта.

В первую очередь речь зашла о Сергее Кисляке.

— Увидев внешний лоск капитализма, поддавшись фальшивому и ядовитому обаянию красивой жизни эксплуататоров, наш молодой товарищ забыл присягу и встал на путь сотрудничества с врагами социализма. Мы не смогли вовремя разглядеть зреющие в нём зёрна предательства. Это наша общая вина.

Да, Кисляка отозвали. Уезжая, Калугин с помощниками уже забрали его с собой в Москву. Мой главный свидетель оказался в лапах врага. Удастся ли Бережному и тем, кто стоит за ним, в случае чего выцарапать его оттуда, это теперь большой вопрос.

Такой была первая из плохих для меня новостей.

— Какое-то, пусть непродолжительное время, среди нас действовал агент врага — продолжал Гордиевский. — Какой ущерб он успел нанести, ещё предстоит выяснить. То, что мы позволили этому произойти — минус нам всем.

В отчёте Калугина, я заметил, этот момент был представлен в несколько другом свете. Там бдительный глава резидентуры лично выявлял предателя в самом начале его вредоносной деятельности. И удостаивался за это положительных начальственных формулировок.

Общую результативность резидентуры Калугин оценил двояко. Подполковник Гордиевский в его отчёте представал умелым руководителем. Также инспектор отметил его отличные показатели как разведчика. Последний вывод Калугина основывался на обилии добываемой Гордиевским информации. Действительно, англичане щедро подбрасывали Гордиевскому разного рода сведения, политические, военные и прочие. Эти материалы иногда выглядели впечатляюще, но по сути вреда безопасности Дании, Великобритании и натовскому блоку не наносили. Я вспомнил, сами они называли это «цыплячьим кормом».

Пеняева и пару человек из его компании Калугин тоже похвалил, но куда сдержаннее. Также, не без некоторых оговорок, в целом положительной оценки удостоился Вася Кругляев. Остальные, по его мнению, оказались ни рыба ни мясо. Лапидус был аналитик, его Калугин не трогал, проверка касалась больше оперативных работников.

В отчёте Калугина всё выглядело так, как будто толковому начальнику достался посредственный, безынициативный и бездарный коллектив. Профессионально слабый и беззубый. Или с одним зубом, да и тот — Пеняев.

Ну а меня проверяющий генерал-майор Калугин просто размазал по поверхности и сравнял с тем, с чем в подобных случаях обычно равняют. Добытую майором за долгое время информацию он критиковал и обесценивал. Вербовки представлял незначимыми или вообще сомнительными, похожими на подставу от противника. Активность майорских действий считал вредными с точки зрения конспирации.

Отсутствие стратегического подхода к работе… Неспособность концентрироваться на приоритетных задачах… Неумение анализировать ситуацию и делать правильные выводы… Ничтожная эффективность при значительном риске выявления… Имитация активности… Эти фразы вколачивались в отчёт, как гвозди в гроб моих карьерных перспектив.

Калугин был умелым кабинетным бойцом и знал, какие применять формулировки. Административным языком он владел на высоком уровне.

Я понимал, что это писал враг. И представлял, для чего он это делает. И всё равно внутри растекалась горечь. Особенно обидно было за майора Смирнова.

— Вынужден с сожалением сообщить, — произнёс Гордиевский скучным голосом, — что работу майора Смирнова инспекционная группа оценила как неудовлетворительную. Какие это будет иметь последствия, станет известно в ближайшее время.

После этих слов в зале повисла тишина.

В этой тишине заёрзал и заскрипел стулом мой товарищ Вася.

— Это несправедливая оценка! — бросился он на мою защиту. — Майор Смирнов хороший работник. Он смелый, инициативный оперативник. Если его решат заменить,