Девять жизней - Квинтус Номен

бегала с «длинным» луком, а большинство народа предпочитало «монгольские», у которых дуги выгнуты в противоположную сторону. Они даже при более скромных размерах стреляли сильнее, хотя с меткостью у них было и похуже – но так как сейчас охотники легко подкрадывались (или просто подходили) к дичи на полсотни метров, это было уже не особо критично. А еще для этих луков тетива требовалась более короткая, к тому же она из-за особенности формы дуг меньше рвалась. Но и сделать такой было гораздо труднее, мне так и не удалось научить хоть кого-то их повторить: там требовалось все же очень точно детальки друг к другу подгонять. Но это в любом случае дело наживное, в конце концов и с этим справятся. Или сами неандертальцы, или уже «новые дети».

Потому что с детьми получилось интересно: мои от других все же отличались, причем отличались даже дети Бых и Быщ, которые на первый взгляд самыми обычными неандертальскими младенцами и казались. Но только казались, и только внешне, а вот в остальном…

Обычные младенцы тут рождались уже способными голову держать, а все три моих дочки самостоятельно голову держать стали только к месяцам двум. И еще мои дети рождались меньше, чем неандертальцы (хотя, возможно, это было «индивидуальной особенностью»), зато они росли заметно быстрее прочих, да и ели, мне кажется, чаще и больше. Но что меня сильнее всего удивило, так это то, что все четверо были очень светловолосыми, а близняшки вообще голубоглазыми родились (а у меня в родне таких точно не было). Впрочем, это только меня удивило, а тетки сказали, что такое довольно часто встречается.

Но это – то, чем мои отличались от прочих в первые полгода, а вот потом картина поменялась кардинально: мои дети в полгода начали активно ползать, сначала на пузе, а уже месяцам к семи-восьми – и на четвереньках, а вот неандертальские такой навык приобрели уже месяцев в девять. Мне даже стало интересно, когда сын от Чух ползание освоит (и когда он уже ходить начнет: я-то, по рассказам родителей, в девять месяцев уже довольно уверенно по кроватке ходил, хотя и держась за ограждение или за палец мамы). Но все это было, конечно, очень интересно – однако имелись и «отдельные недостатки»: из двенадцати малышей, родившихся больше года назад, первую годовщину смогли отпраздновать только десять, и я сильно подозревал, что эти двое несчастных просто простудились. С лекарствами-то было вообще никак (если не считать отвара ивовой коры), а сквозняки по домам пока еще гуляли неслабые. Но вот со сквозняками мне пока что бороться было просто нечем: топоры, конечно, вещь очень хорошая, но это «в принципе», а даже нормальные двери ими не сделать. И потому что железо было все же слишком мягким для «точных работ», и потому, что по большому счету дерево было остродефицитным стройматериалом.

Да, рядом рос лес – но рос он довольно узкой полосой вдоль речки (метров двести в среднем примерно), и тянулся полосой вдоль нее километров на пять всего. Мне мужики говорили, что где-то еще (уже вроде у другой реки) тоже лес рос – но я уже понял, что «транспортные возможности» нынешнего населения ограничиваются зоной радиусом километров в десять-двенадцать, так что «другой лес» с тем же успехом мог и на Луне расти. И, я считаю, нам вообще страшно повезло, что рядом можно было уголек из-под земли копать: без него мы бы весь лес за год вырубили.

Причем вырубили бы и так, для выжигания угля, чтобы железа побольше наделать – но оказалось, что и в железном деле можно все же бурый уголь использовать: я подозреваю, что смола в слепленный по «моей технологии» оковалках руды с углем коксовалась очень быстро, комки руды в печке не рассыпались и с «внешним углем» практически не смешивались, поэтому от бурого угля шлаки не попадали (или почти не попадали) в крицу. Я подумал, что так оно происходит, когда повнимательнее на крицы взглянул: в них железо получалось не просто «пористым», а очень пористым, крица в результате выходила размеров заметно больших, чем исходный комок сырья – и решил, что уж один-то раз можно рискнуть и посмотреть, что с бурым углем получится. И получилось неплохо, так что теперь древесный уголек тратился только для приготовления «сырьевой смеси». В нее, конечно, и древесный деготь нужно было добавлять, но пока его хватало – но не потому, что дегтя было много, а потому, что железа делалось мало, в том числе и из-за дефицита древесного угля…

Тут вообще пока что наблюдался дефицит всего (ну, кроме мяса в последнее время), в достатке было лишь травы (точнее, сена), а еще, пожалуй, исчез «дефицит кирпича». Товарищи тут крыши черепицей крыть не бросились, их и прежние вполне удовлетворяли (тем более что шкур они тоже немало уже надрали и крыши ими аж в три слоя перекрыли), но я решил и на своем старом доме такую же сделать – и сделал, однако при обжиге в «печь» кирпичную как раз много кирпичей клали, так как именно из кирпичей выкладывали «опоры» для укладки в печь черепицы – а затем полученные кирпичи просто складывали в сторонку на предмет «использовать их как-нибудь потом». Причем конкретно использовать, для «новых» печей – но их-то, кроме меня, никто выстроить не мог (я в детском доме сам ее клал, никому не «показывая» процесс) – а меня в племени на кладку печей даже не думали дергать, я уже самыми важными делами занимался. Луки делал, железо ковал – а печки уже какие-то есть, зимой помещения греют, так что с ними можно и не спешить особо. Да и в новом доме, который для себя «пришельцы» срочно выстроили, печку уже не я клал (хотя местных «печников» я процессе постройки и «консультировал» немного). И, как результат всей этой деятельности, на дворе нашей деревни вырос штабель кирпичей размером с мой самый первый дом…

Впрочем, и двор тоже вырос: вероятно «старожилы» рассказали «пришельцам» про нападение льва и они свой дом тоже выстроили «внутри периметра», перенеся часть стены метров на пятнадцать и достроив недостающие куски, а у входа во двор (их теперь два было, один в сторону реки и один в сторону степи) достроили «сени»: узкие коридоры (без крыш, естественно), через которые нужно было проходить внутрь двора зигзагом. По мне – вещь не особо полезная, но Гхы сказал, что львы через стены перепрыгнуть не могут (слишком уж тяжелые