Миссия в Сараево - Алим Онербекович Тыналин

— Что будете?

— Ракию. И чего-нибудь поесть.

— Есть чевапчичи. Свежие, только что с жаровни.

— Давайте.

Хозяин кивнул, ушел. Вернулся через минуту с графином и стаканом. Поставил на стол, налил. Я отпил, ракия оказалась крепкая, обжигающая, как самогон.

Осмотрел зал. За столами человек двадцать, может, больше. Большинство уже пьяные, лица красные, громко кричат, перебивая друг друга. Двое играли в карты у окна, небольшими ставками, несколько монет лежали перед ними на столе. Еще трое в углу спорили о чем-то, размахивали руками.

Я искал глазами Милутиновича. Крепкий мужик, широкие плечи, темная борода, шрам на левой щеке. Так его описывала Елена.

Нашел его почти сразу.

Он сидел за столом у стены, напротив входа. Широкоплечий, массивный, лет тридцати с небольшим. Борода густая, черная, закрывала половину лица. Шрам шел от виска до уголка рта, старый, бледный, заметный даже в тусклом свете. Одет просто, темная рубашка, расстегнутая у ворота, жилет, потертые брюки.

За столом с ним сидели еще двое, один худой, с длинными усами, второй полный, лысеющий. На столе графин ракии, почти пустой. Милутинович наливал ракию в стакан, выпивал залпом, затем стучал стаканом по столу.

Голос у него хриплый, грубый. Он ругался матом. Смеялся, показывая желтые зубы.

Я достал из кармана газету, развернул, сделал вид, что читаю. На самом деле смотрел поверх края, наблюдал.

Хозяин принес чевапчичи, горячие, дымящиеся, пахли мясом и луком. Я ел медленно, не торопясь. Пил ракию маленькими глотками. Смотрел на Милутиновича.

Он продолжал много пить. Графин опустел, он заказал еще. Хозяин принес полный. Милутинович налил себе, своим спутникам. Выпили. Налил снова.

Через полчаса второй графин наполовину опустел. Милутинович говорил еще громче, слова выговаривал невнятно. Смеялся без причины. Один из его спутников, худой с усами, встал, пошатываясь, вышел. Не вернулся.

Остался только полный лысый. Они продолжали пить вдвоем.

Я допил свою ракию, заказал еще стакан. Хозяин принес, я налил немного, пригубил. Продолжал наблюдать.

К одиннадцати часам Милутинович был сильно пьян. Лицо красное, глаза мутные. Говорил медленно, запинаясь. Второй спутник, лысый, тоже опьянел, но меньше. Положил голову на стол, закрыл глаза.

Милутинович допил свой стакан, встал. Пошатнулся, схватился за край стола. Постоял, выпрямился. Бросил на стол несколько монет, за выпивку. Пошел к выходу, шатаясь, задевая столы.

Я подождал. Досчитал до тридцати. Потом встал, положил на стол монеты за свой ужин и ракию. Вышел следом.

На улице темно. Фонари горели редко, между ними большие темные промежутки. Пахло рекой, водой, тиной, рыбой. Дунай шумел где-то близко, слышно, как волны бьются о причал.

Милутинович шел вперед, по узкой улице вдоль реки. Шатался, останавливался, держался за стены домов и заборы. Шел медленно.

Я следовал за ним на расстоянии. Держался в тени, не приближался. Он не оборачивался, шел вперед.

Улица вывела на набережную. Справа, Дунай, там темная вода, виднелись отблески луны на волнах. Слева бараки, старые деревянные постройки, где жили портовые рабочие, грузчики, мелкие торговцы. Окна темные, все спали.

Милутинович остановился у парапета. Расстегнул штаны, начал мочиться в воду. Качался, держался одной рукой за камень парапета. Едва стоял на ногах.

Я остановился в тени, метрах в двадцати. Смотрел.

Он закончил, застегнулся. Постоял, глядя на воду. Потом повернулся, пошел дальше вдоль набережной.

Остановился еще раз, метров через пятьдесят. Сел на парапет, опустил голову. Сидел так минуты три, может, больше. Потом встал, пошел дальше.

Дошел до бараков. Остановился у одной из дверей, низкая дверь, краска облезшая со стен. Достал ключ, долго возился с замком, руки совсем не слушались. Наконец открыл, зашел внутрь. Дверь захлопнулась за ним.

Я подождал еще минуту. Потом подошел ближе, посмотрел на дверь. Номера не было, просто старая дверь в стене барака. Запомнил место, третье здание от угла, первая дверь.

Развернулся, пошел обратно по набережной.

На обратном пути осмотрел место, где Милутинович останавливался у парапета. Здесь совсем темно, фонарей нет. Ближайший фонарь саженей в тридцати, дальше по набережной. Справа, кусты, какие-то заросли у воды. Слева пустое пространство, дорога к баракам.

Парапет каменный, высотой по пояс. За ним сразу вода, обрыв сажени две, может, три. Течение сильное, видно по тому, как быстро плывут щепки и мусор.

Если толкнуть человека через парапет, упадет прямо в воду. Течение понесет вниз по реке. Пьяный не сможет плыть, утонет.

Я постоял, обдумывая план. Это место подходит. Темно, безлюдно, сильное течение. Милутинович приходит сюда каждую ночь, пьяный, один, останавливается у парапета.

Завтра повторим. Приду раньше, спрячусь в кустах. Подожду. Когда он остановится у парапета, выйду, толкну. Быстро, тихо. Никто не увидит.

Я пошел домой. Шел долго, окольными путями, проверяя, нет ли хвоста. Чисто.

Добрался до квартиры около часу ночи. Разделся, лег на кровать. Закрыл глаза, но не спал. Обдумывал детали.

Милутинович крепкий мужик, сильный. Пьяный, но все равно опасный. Если что-то заподозрит, может развернуться, ударить. Елена говорила, у него нож, всегда носит с собой.

Нужно действовать быстро. Толкнуть сильно, чтобы не успел среагировать. Потом, если нужно, спуститься к воде, утопить, чтобы не вылез. Но это в крайнем случае. Лучше если течение само сделает работу.

Главное никаких свидетелей. Никаких следов. Толкнул, ушел. Тело найдут через день-два где-то вниз по реке. Полиция решит, что пьяница упал и утонул. Несчастный случай.

Я открыл глаза, посмотрел в потолок. Завтра ночью. Милутинович будет вторым. Я закрыл глаза.

Проснулся поздно, часов в одиннадцать. За окном яркий день, солнце играло на одеяле. Я встал, зачерпнул прохладный воду из кувшина, умылся, сбрил щетину. Оделся.

Вышел на улицу около полудня. Купил газету у мальчишки на углу, «Политика», свежий номер. Зашел в кофейню, заказал кофе и булку. Развернул газету.

Через пять минут допил кофе, сложил газету, оставил на столе. Вышел на улицу.

До вечера оставалось несколько часов. Нужно показаться в кафане, где бывают люди из «Младой Боснии». Создать алиби. Чтобы, если что, свидетели подтвердили, что видели меня там.

* * *

В кафану я пришел около восьми вечера. Та самая, где бывал раньше. Небольшое заведение, чистое, приличное. Здесь собирались студенты, мелкие служащие, иногда журналисты.

Я толкнул дверь, зашел внутрь.

За столиками сидело человек пятнадцать. Воздух теплый, пахло табаком и кофе. У стойки стоял хозяин, толстяк с лысиной, вытирал бокалы тряпкой. Увидел меня, кивнул.

Я огляделся. Сразу увидел вот они все. Сидят вместе. У окна сидел Чирич, типографщик, крепкий мужик лет сорока с густой черной бородой. С ним двое студентов, один в очках, второй