Тренировочный День 5 - Виталий Хонихоев

как тебе массажик? Марина Михайловна просто супер, у нее руки волшебные. Я попросила, чтобы она тебя особенно промяла, потому что у тебя зажатости по всем телу… — ловкие пальчики между тем пробежались по спине, опустились чуть ниже… и Айгуля с легким изумлением почувствовала, как эта Бергштейн — ущипнула ее за ягодицу!

— Эй, руки прочь! — возмутилась она, поднимая голову: — слышишь, мелкая⁈ А то сейчас встану и как наваляю!

— Ты сперва соберись в кучу. — посоветовала эта вредная Бергштейн, не собираясь убирать свои руки: — после массажа Марины Михайловны так сразу не соберешься кому-то валять. Так что ты пока в полной моей власти, Салчакова, вот! Что хочу, то с тобой и сделаю. А фантазия у меня богатая…

— А… ну и черт с тобой. — Айгуля опускает лицо вниз, разглядывая кафельный пол и ноги либеро в резиновых сланцах: — но ты не расслабляйся, я запишу все. В маленькую черную книжечку. Чтобы потом припомнить. Застану тебя вот такой же — беспомощной на массажном столе и…

— Как страшно. Слушай, Ая, а что ты с Юлькой не поделила? Ну то есть, понятно что Юлька она не душа компании вообще, но ты с ней как кошка с собакой вообще… — пальчики на ее спине замерли, словно ожидая ответа. Айгуля вздохнула. Говорить и двигаться не хотелось. Хотелось закрыть глаза и заснуть, только сперва отогнать от себя эту назойливую Бергштейн, что в каждой бочке затычка.

— Ты где такой лак для ногтей нашла? — спросила она вместо ответа на вопрос: — бледно-розовый…

— Нравится? Это мне ребята с кооператива подогнали, говорят, что настоящая Франция. Есть еще ярко-красный, а есть алый, ну типа «Алые Паруса», как у Грина. Хочешь, тебе подарю? Тебе какой цвет нравится? У меня еще бордовый есть, но это все…

— Удивительная ты девушка, Лилька. — бормочет Айгуля себе под нос: — и все-то у тебя легко получается. Витьку вот себе забрала… а я ведь его первая нашла.

— Так забирай! Только у него сперва спроси, а то я предложила Алене и Наташке Марковой его для повышения гормонального фона перед матчем, а он говорит, что так не делают. Что у него душа есть, а вам, говорит, только одно от мужчин нужно, а он так сотрется… Наташка говорит, что он себе цену набивает и что если бы мы на улице мужиков для поднятия гормонального фона искали бы, то там понабежало бы полгорода, а вторая половина завидовала бы. Правда про нас тогда точно гадости говорили бы так, что пришлось бы снова место жительства менять и…

— Снова? Что значит — «снова»? — Айгуля попыталась нахмуриться, но когда лежишь лицом вниз и кожу на лбу и щеках оттягивает в стороны мягким поролоновым валиком — хмуриться затруднительно.

— Ай, не обращай внимания. — ноги в резиновых сланцах с пальчиками и бледно-розовым педикюром исчезли из поля ее зрения. Она почувствовала прикосновения к ногам, сперва — к икрам.

— У тебя тут все тааак забито. Расслабься.

— Я на массажном столе после сеанса. У меня все расслаблено. Ты то чего приперлась, Бергштейн? Подружки твоей тут нет. — ворчит Айгуля. Ловкие пальчики скользят вниз и разминают ей ступню… неожиданно приятно.

— Юлька Синицына посралась с остальными. — вздыхает Лиля откуда-то сзади и сверху: — вещи собирает. А я осталась. Я с ней несогласна, но и ссориться на пустом месте…

— Что значит на пустом месте⁈ — Айгуля от возмущения приподняла голову и повернула ее назад, чтобы увидеть эту наглую Бергштейн: — да ты знаешь, что она сделала⁈ Она… да она… — девушка задыхается от негодования. Вот как объяснить этой Лильке? Ей же все в жизни легко давалось, она сразу с золотой ложкой во рту родилась, вон и тренер говорит, что есть «выигрыш в генетической лотерее», она и быстрая, и сильная и двигается так, словно каплю ртути на площадку уронили — тут и сразу же там! Против нее и Синицыной играть — как против стены бетонной, никакой надежды нет. Она при этом всем еще и гулять умудряется, каждую пятницу-субботу на танцах в парке зажигает и портвейн из горла глушит! Конечно, если ты такая, так тебе и делить с окружающими нечего, то-то она веселая и легкая в общении и все у нее друзья!

— … не понимаешь ты ничего. — наконец говорит Айгуля и садится на массажном столе, прикрывая простыней свою грудь. Конечно, думает она про себя, вот как донести до этой Бергштейн что такое — работать в плавильном цеху и одновременно учиться в вечерке? Когда никто в тебя не верит, с самого детства она — сплошное разочарование. Салчакова то, Салчакова сё… никто ее не замечает. Всем подавай звезд, ту же Черную Птицу, холодную и неприступную как Снежная Королева или Железную Кайзер, Лильку Бергштейн, яркую, красивую и всегда позитивную, Машку Волокитину, Наташку Мордвинову, Светку Кондрашову… и никто никогда не обращает внимания на нее… она просто Казашка и все. Ирония судьбы — даже кличка, которую ей дали фанаты — не оригинальная! Потому что нету Кайзер большой или малой, зеленой или красной, но у них в команде она — Большая Казашка! Она даже клички своей собственной не заслуживает! Как это объяснить Бергштейн?

— А ты объясни. — неожиданно серьезно говорит Лилька: — Витька всегда говорит, что язык нам для того и дан чтобы друг друга понимать. А если говорить «ты не понимаешь», то так и гориллы могут. А ты не горилла. Это Валька Федосеева — горилла, знаешь какая она сильная? Уу… — девушка поводит плечами и ежится: — как схватит — не вырвешься… чуть не задушила.

— Ха, — хмыкает Айгуля, поправляя волосы на голове: — слышала я про то, что ты к Вальке клинья подбивала… ты чего, серьезно⁈ То есть тебе девушки нравятся? Подай-ка мне бюстгальтер, вон там, на стуле висит.

— Да неправда все! — мотает головой Лиля: — вовсе не нравятся! Я… просто случайно! Я к Витьке ночью шла и заблудилась!

— Серьезно так ты от курса отклонилась. — кивает Айгуля, принимая белый спортивный бюстгальтер из рук Лили: — и как ты в пионерском лагере ночью в палате полной разгоряченных пионеров не оказалась вообще? Вполне в твоем духе было бы… а потом мы бы выслушивали очередную легенду лагеря «О Доброй