Тренировочный День 5 - Виталий Хонихоев

— Чего⁈

— Вот так. — Лиля легко выворачивается из руки Айгули: — всегда можно уйти из захвата в сторону большого пальца. О! А давай ты снова меня схватишь? Вот, на… вот так рукой и…

— Ты совсем поехавшая, Бергштейн? — Айгуля вздыхает. Боевой настрой куда-то пропадает и несмотря на то, что Лиля показывает, как именно ее хватать и за что именно — желания нет совсем. Она надевает шорты, всовывает ноги в кроссовки и перекидывает полотенце через плечо, выходя из массажного кабинета. Следом за ней как привязанная — идет эта Бергштейн.

— Знаешь а меня в школе тоже все дразнили. — говорит она: — в школе вообще плохо когда ты отличаешься от других.

— Скажи мне. — хмыкает Айгуля: — у себя на родине меня звали «русской», потому что я из смешанной семьи и языка родного толком не знала. А тут меня звали «узкоглазой», потому что я не русская. В общем нигде не своя, везде чужая.

— Зато теперь у тебя есть я. — серьезно говорит Лиля: — и остальные девчонки. И Юля Синицына. Твой архивраг.

— Откручу я ей голову. — говорит Айгуля, шагая по коридору: — вот ей-богу.

— Синицына так-то сама кому хочешь открутит. — беспокоится Лиля: — ты только не дерись с ней. А то я не буду знать за кого болеть и кто бы не выиграл — расстроюсь.

— Ха. — хмыкает Айгуля, чувствуя, как ей становится легче. В самом деле, после того как Юля сказала, что она все это делала умышленно — ее отпустило. Ведь если Синицына, Черная Птица — признала ее своим врагом, если она делала это все — значит признала. Даже испугалась. А разве можно пугаться кого-то, кто тебя боится сам? Сковывающий ее липкий страх перед Синицыной — как будто куда-то улетучился. Это как будто она — признала ее. Признала ее существование, заметила и… даже испугалась. И этого уже было достаточно. Конечно, вслух она никогда такого не скажет, никогда! Вслух она скажет только одно…

— Я ей еще покажу. — говорит она, идя по коридору к столовой: — она мой враг навсегда! Я ее по тарелке размажу!

— Конечно. — кивает Лиля: — только на площадке пожалуйста. Ну или на рапирах, как и положено благородным леди, я маски достану у меня знакомые есть в секции фехтования…

— Да плевать вообще. — откликается Айгуля, чувствуя себя свободной и легкой, чувствуя как мир вокруг — становится понятным и простым. И даже в воздухе витают знакомые ароматы… как же вкусно пахнет!

— И что у нас на обед сегодня, не знаешь? — спрашивает она, идя по коридору.

— Мне сказали, чтобы я тебе не говорила. — отзывается Лиля: — я и так тебя почти четыре часа задерживала. Сперва у массажиста, а потом…

— Чего? Это что еще за заговор? — она толкает дверь и проходит в столовую. Прямо на пороге ей в голову ударяет такой знакомый аромат… сладкий и притягательный… от него во рту сама собой выделяется слюна…

— Что это? — она останавливается и видит, что остальные девчата из команды — оборачиваются к ней. Тут же стоит и Виктор, который улыбается ей, той самой теплой улыбкой от которой его так и хочется прибить… изменщик.

— Чего вы тут устроили? — спрашивает она, подходя к ним. На столах уже накрыто, но тарелки пустые. В воздухе витает запах, и она уже знает, что именно находится под серебристой крышкой в центре стола, кота в мешке не утаишь. Потому что пахнет зирой, пахнет куркумой и барбарисом, такие знакомые запахи… но это всего лишь значит, что она — не будет сегодня обедать. Потому что с тобой самого дня она не ела плов… и сегодня не будет. Из-за глупой синей тарелки? Конечно нет. Потому что помнит этот вкус разочарования во взглядах всех окружающих и…

— Мы сегодня приготовили для тебя, Айгуля. — говорит Виктор: — вот прямо всей командой готовили. И Алексей с Мариной тоже помогли.

— Спасибо. — сухо говорит она. Они же не виноваты, думает она, они не знают, они старались…

— И кстати… посуду тоже для тебя особую приготовили. — говорит Виктор, убирая серебристую крышку со стола. Он говорит что-то еще, что-то еще говорят и остальные, говорит Маша Волокитина, говорит Аленка Маслова, по плечу ее хлопает Валя Федосеева. Но она — не слышит. Она смотрит на белую-белую скатерть. На скатерти стоит синяя тарелка, разбитая и склеенная… а по стыкам нанесена золотая краска. Вот Виктор поднимает крышку над кастрюлей и накладывает первую ложку плова в синюю тарелку… которая, кажется, стала еще лучше от того, что ее сперва разбили, а потом склеили. И она — вдруг понимает что именно ей хотят сказать этим простым жестом. Что иногда нужно что-то разбить, чтобы потом склеить. Что все можно исправить. И что все они, все они — собрались сегодня и сделали все это для нее. Для того, чтобы она наконец поняла эти простые истины.

К горлу подкатил комок. Она села, не чувствуя под собой ног, села и уставилась на синюю тарелку с золотыми прожилками трещин на ней. Она — засмеялась, сперва тихо, про себя, а потом — громко, во весь голос. Как же все просто… нужно было только заклеить…

Она все смеялась и смеялась, а в груди как будто кто-то открыл дверь в прекрасное далеко, а плов был самым вкусным, какой она только ела в жизни… она ела и плакала, чувствуя, как слезы катятся из глаз…

Глава 20

— Верный сын партии: как тренер Полищук ведёт волейболисток Комбината к новым трудовым победам! — говорит Марина и задумчиво прижимает карандаш к между носом и верхней губой: — например так. И…эээ… вот! Под знаменем судьбоносных заветов XXVII съезда КПСС, под бодрящие фанфары социалистического соревнования, шагает вперёд наш родной Металлургический Комбинат! И в авангарде этого движения — женская волейбольная команда, которую ведёт к новым свершениям истинный мастер, педагог и борец с воинствующим империализмом — Виктор Полищук!

— Он же не борец. — Лиля Бергштейн наклоняет голову набок: — и даже не боксер. Хотя… а может и занимался борьбой, по крайней мере удерживать на месте точно умеет, вот так за волосы хватает и…

— Ты чего, дура? —