Тени двойного солнца - А. Л. Легат

Корж тут же переменился. Я подумал, что меня тошнит не только от запаха.

– Верю! Верю, братец! Мы же с тобой… я тебя и не сдал! Слышишь! Не сдал…

Он бормотал и корчился: не то притворяясь, не то чувствуя боль.

– Братец мой!

Я смотрел в сторону. Туда, где валялись разбитые горшки и не было никакой культи и этой жалкой грязной рожи.

– Выручай! Выручай, братец! Без тебя помру, ясно как день! – почти визжал он, и я боялся, что нас услышат. – Ежели бы с тобой такая беда, я бы взялся, я бы ни за что тебя не оставил…

Еще не зачав дитя, я стал отцом своей матери. А теперь в семью напрашивался последний дурак, новый нахлебник, которому еще вчера я желал смерти…

– Я говорил! – напомнил я, изо всех сил стараясь не разбить ему лицо. – Я предупреждал тебя, баранья башка. Талдычил, и ничего не вложилось в эту пустую голову. Теперь мне твою дурь расхлебывать? Хорошенько устроился!

– Мы же братья с тобой! Братья…

Корж выл и извивался. То храбро грозился, то безутешно рыдал, не в силах определиться с чем-то одним. Грязная культя на месте его некогда ловкой руки вызывала у меня тошноту. Я посмотрел на черепки в углу.

– Никто не любит воров, – гнусавил Корж, – тебе конец, конец, братец! – и голос его снова делался жалобно-визгливым. – Коли не выручишь…

То был первый раз, когда я сильно захотел убить человека.

– Кончай ныть.

– Сдам тебя! Подумай о матушке, коли обо мне не желаешь, подумай как следует, братец…

Я вздохнул. Сжал и разжал кулаки. И кому из нас не свезло больше? Калеке, что получил по заслугам, или же мне, за то как славно я управлялся с делами и потому теперь должен кормить три рта?

– Матушку твою жалко, жалко! Я без матери таким стал… – Нет, он и правда плакал, как обманутая девка. – Нет без матушек жизни! Коли меня не жалеешь, пожалей свою…

Убить бы его – да и дело с концом. Да только тогда возникнут вопросы. И снова: законники, бегство и вместо колоды – петля…

Я протяжно выдохнул. Лучше кормить пса. И с какого дня все пошло не так? Ничего славного не выходит из дружбы.

– Много с меня не жди, – глаза Коржа округлились, он рухнул передо мной на колени и попытался обнять за ногу. – И никаких херовых сапог! Никаких сраных накидок с мехом! – сказал я со злобой и развернулся к выходу.

– Я не брал меха, я не…

Он все еще причитал, когда я покинул его.

В тот день казалось, что это было худшее из моих решений. И что жалеть я о нем буду до конца дней. Но запомните мои слова: всего через пару годков старина Корж показался мне безобидным ягненком, а времена эти я вспоминал со светлой тоской.

IX. И сложат песни обо мне

Сьюзан Коул, приграничье Эритании, через полгода

Весна затопила дороги, размыла колею. Нарядила деревья почками, добавила крикливых птиц, будоражила псов. Портила мою карету грязью и сыростью. Заканчивалась чертова весна, а мы все еще таскались по дорогам. Таскались впустую.

Кап-кап. Оттепель растопила сосульки. Кап-кап. Истощилось мое терпение.

Гант, расположившийся на сиденье напротив, переплел пальцы между собой, прижимал ладони коленями. Вуд расслабленно сидел рядом, расставив ноги так широко, как позволяла узкая кабина.

– Вы уверены, что нам нужен именно Густав? – спросил Гант, поерзав на сиденье. Вуд не сдвинулся ни на дюйм.

Я стиснула зубы и посмотрела в залитое брызгами окно.

– Уж не думаете ли вы, что он убийца? – не отставал Гант.

– Густав исчез, – напомнила я. – Затерялся в городе среди бела дня, точно призрак.

Этого достаточно, чтобы зародились сомнения. Быть может, достаточно и для того, чтобы искать подлеца по весям и селам второй сезон. – Но зачем ему убивать старуху, если он мог так легко скрыться?.. Не слишком ли много внимания он привлек? На это был лишь один ответ: старуха Льен что-то узнала.

– Вот и подумай, – вдруг добавил Вуд.

Карета резко остановилась. Скрипнула дверца, на подножке появился кучер, наполовину серый от грязи.

– Дальше не проедем, миледи…

Вуд, презиравший кареты, заработал челюстью усерднее, поглядывая на развилку. Ему явно не терпелось вернуться на ноги.

– Грязь, – уточнил кучер.

О, на приграничье с Эританией было полно грязи, лучше не скажешь!

– Не пойму, чего мы ждем, – я подобрала юбки и поднялась. – Приведи мне коня.

Джереми уже крутился возле двери, с опаской заглядывая в кабину. Должно быть, навоображал себе, как могильщик и горец совершали со мной непотребства всю дорогу от Ставницы.

Я коснулась подножки носком стопы, и тут же широкая ладонь Джереми предложила опору. Я использовала его, чтобы не вступать в размытую колею. Седло после пса отдавало теплом.

Зябко поежившись, Гант выбрался из кареты. Испачкал сапоги. Потом долго косился на коней.

– Я не… – робко начал он.

– Забирайся к Вуду. Или к Джереми, кто больше по нраву, – усмехнулась я. – Они правят. Тебе не нужно ничего уметь.

Мы потеряли еще несколько минут времени, пока бывший ветеран пытался пристроиться у Вуда за спиной, неуклюже пыхтя.

– Далеко ли до этой Луки? – спросила я у кучера, поглядывая на узкую тропу.

Вместо него ответил Гант, тщетно стараясь держаться в седле подальше от Вуда.

– От развилки час ходом.

– Миледи! – со злостью добавил Джереми.

– …миледи, – Гант склонил голову, но все еще смотрел мне в глаза.

В другой день я бы расценила это как угрозу, вот только Гант смотрел так на всех.

– Значит, быстро доберемся.

Я пришпорила коня. Позади засуетился Джереми.

– Миледи, обождите! Что, если нас поджидают? Может, следовало бы…

– Не помню, чтобы спрашивала тебя, что мне стоило бы делать.

Этот ответ пса не успокоил. Впрочем, не плачу ли я ему за то, чтобы пекся о моей судьбе? Я вздохнула и махнула рукой куда-то в сторону Луки, или как мне тогда казалось.

– Убийце старухи Льен вовсе не нужно было устраивать засаду или поджидать ее в деревне на отшибе. Прошло уж более полугода, как мы бесплодно ищем этого мерзавца. – Я посмотрела на Джереми сверху вниз. – Густав обмочил штаны, пытаясь удрать. Поджидают ли нас? Скорее, молятся всем богам, чтобы мы их не нашли.

Я обернулась в сторону хвоста колонны. Сталь тускло блестела на скупом весеннем солнце. Три десятка псов – почти целая кавалерия для такой глуши.

– Мы