Магический источник - Василий Анатольевич Криптонов

— Воды…

— Что ж, не смею настаивать. Диль, налей в стакан воды, поднеси господину Серебрякову.

Диль исполнила поручение. Вадим Игоревич схватил стакан дрожащей рукой и моментально опустошил. Вернул со стоном наслаждения.

— Повтори, — попросил я.

Второй стакан Серебряков намахнул уже не так быстро. Смаковал вкус. После нашёл в себе силы сесть. Зад с пледа не сместил и с переда плед не отбросил. Я оценил это и записал в пользу Серебрякова один балл. Пока только один, и вряд ли их станет больше. Но нужно быть честным, человек заработал.

Приняв чашку, Серебряков сделал робкий глоток, после чего издал вздох и посмотрел на меня осмысленным взглядом.

— Вы! — Взгляд немедленно помрачнел.

— К вашим услугам.

— Что вы здесь делаете, господин Соровский?

— Имею удовольствие и счастье служить учителем. А вот что здесь делаете вы? Сможете ли вы порадовать меня столь же ёмким и понятным ответом, который не вызывает дополнительных вопросов?

— Я! Я… Почему я в таком виде?

— Вы, господин Серебряков, отвечаете вопросом на вопрос. Но я на вас не обижаюсь. Верю, что у вас на то веские основания. Что же до существа вопроса, то, увы, не смогу порадовать, не ведаю. Вы явились в таком вот виде и без дальнейших объяснений лишились чувств.

— Ничего не помню…

Серебряков, вновь утратив кураж, опустил голову и глотнул сладкого чаю. Напиток сей влиял на него положительно. На лицо возвращался естественный цвет, а в глазах появились искры глубоко сокрытого разума.

— Вас, кстати говоря, ищут. Не вполне понятно, официально или в частном порядке. Со мною дважды на ваш счёт говорил некто Порфирий Петрович…

— А, Дмитриев… — Серебряков скривился, но быстро удалил с лица это непотребное выражение. — Ищут, значит… А сколько меня не было?

— Вы знаете, этот вопрос также за гранью моей компетенции. Я не знаю, когда вы были. До меня доходили слухи, что где-то после нашего с вами знакомства вы якобы отправились в мою родную деревню…

— Точно! — возликовал Серебряков. — Отправился. Это помню.

— Ну, вот, собственно, и всё, что я могу сказать. Если скажете, когда именно отправились, я посчитаю, сколько вы отсутствовали.

— Так через день после дня рождения Татьяны Фёдоровны и отправился.

— Ну, значит, уж скоро месяц. Впрочем, привираю. Три недели.

— Три недели⁈ — У Соровского отвисла челюсть. — Не может быть!

— Однако есть. Вам, наверное, нужно бы официально отметиться. Показаться врачу.

— Зачем врачу?

— Выглядите вы, признаться, так, будто все эти три недели питались одним воздухом. Мало ли, что ещё с вами происходило. Ну и провалы в памяти, на мой дилетантский взгляд, самый тревожный симптом. У меня, знаете ли, был единожды в жизни случай — проснулся среди ночи и ничего не помню. Ни имени своего, ни города, в котором живу. Вообще чистый лист. Жуткое ощущение, от всей души не рекомендую. Через несколько секунд прошло, слава Богу. Однако осталось стойкое понимание того, как мы привыкли неосознанно опираться на весь багаж прожитой жизни, полагаться на собственную память. Так что я представляю, каково это — осознать, что не помнишь столь внушительного отрезка жизни. Это мерзкое чувство беззащитности — бр-р-р…

Я содрогнулся. А Серебряков посмотрел на меня как-то иначе. Будто бы с благодарностью, что ли. Ужас какой.

Впрочем, он тут же спохватился и хлебнул ещё чаю. Подумал минуту.

— Нет, — мотнул головой. — Не надо врача.

— Воля ваша, вы — взрослый человек.

— А вас я попрошу сохранить в секрете то, что я рассказал, будучи не совсем в себе! Ни слова никому о провалах в памяти. Если вы — человек чести…

— Господин Серебряков, меня оскорбляет это ваше «если».

— Приношу извинения, я этого не хотел. Прошу принять во внимание, что, учитывая обстоятельства, я не вполне владею собой.

— Охотно прощаю и понимаю всецело. Чем я могу ещё быть вам полезен?

Серебряков задумчивым взглядом окинул кабинет. Над челом его возник невидимый, но ощутимый вопросительный знак.

— Мне казалось, что тут присутствует дама…

— Дама?

— Именно. Она подносила мне воду.

Это он верно подметил, однако я быстро спохватился и повелел Диль обернуться мышкой и спрятаться под диваном.

— Смею заверить, господин Серебряков, никакой дамы здесь не было.

— И ещё одна… Кажется, она закричала, увидев меня.

— Помилосердствуйте, Вадим Игоревич! Скольких же дам вы перевстречали в голом виде, будучи без пяти минут помолвленным?

— Молчите! Заклинаю — молчите обо всём! — закричал Серебряков.

Он даже на ноги вскочил и стоял, как античная статуя, одной рукой величественно прижимая плед к чреслам своим, а в другой держа чашку с остатками чая.

— Не было никаких дам. Это был сон, не больше!

— Как пожелаете. Я, со своей стороны…

Но договорить я не успел. Дверь внезапно распахнулась, и в кабинет, как к себе домой, вошли, что-то бурно обсуждая, Татьяна Соровская и Степан Аляльев.

Они, впрочем, тут же замолчали, глядя на нас с Серебряковым.

— А, — сказала Танька. — Эм.

— У нас совещание, — строго сказал я. Подошёл и забрал из рук Таньки тёплый и приятно пахнущий бумажный пакет. — Зайдите на следующей перемене.

— А. Ага…

Степан же ничего не сказал и ничему не удивился. Поклонившись Серебрякову, он вышел первым, за руку увлекая за собой совершенно потерявшуюся Татьяну.

— Ну вот, — вздохнул Серебряков, когда я запер-таки дверь. — Это конец. Позор неминуем.

— Минуем, — возразил я, высыпая в вазочку печенье. — Садитесь к столу. Только сделайте одолжение, обернитесь пледом. Я боюсь, как бы скромное сие кресло не осквернило вашей благородной плоти своим неподобающим касанием.

— Разумеется, господин Соровский, благодарю за вашу заботу.

Он сел. Я подсвежил чаю, взял первым печенье, подавая пример. Сказал: «Угощайтесь, прошу».

Упрашивать себя Серебряков не заставил. Кинулся жрать печенье так, будто с голодного острова приехал. Настолько увлёкся процессом, что я, не боясь вызвать вопросы, отщипнул кусочек от своего экземпляра и метнул в сторону дивана.

Получилось не очень, кусочек упал в паре сантиметров от щели. Но Диль смекнула, что к чему. Фиолетовый мышонок выскочил из-под дивана, схватил печенье и ретировался обратно.

Ну вот, хоть так. А то этот проглот всё сожрёт. Спору нет, ему, наверное, нужно сильнее, чем Диль, но разве он больше заслужил? Нет, конечно. От Диль, не считая разбитого будильника, сплошная польза, а от Серебрякова пока — одни расходы и беспокойства. Впрочем, будильник можно и вычеркнуть из списка убытков. Диль как таковая заменяла будильник легко и расширяла его функционал до бесконечности. Надо будет научить её вместо тарахтения петь поднимающие боевой дух песни. Например: «Неба утреннего стяг, в жизни важен первый шаг».