Русь - Виталий Манческо

затхлая вонь. Повсюду валялись горы мусора. Сплошь рыскали стаи крыс. Впереди, прям у подножия зданий, на холодной мокрой земле, лежали сотни людей, возможно и тысячи. Это была не сметная орда бездомных чьи судьбы давно стерлись из памяти, те кого давно уже отринуло общество, души выброшенные на свалку забвения.

Он стоял за пять десятков шагов, но зловоние было и здесь, слышался шорох людской, доносились обрывки разговоров. Пред входом стояла облезлая бочка в которой горел огонь, освещающий несколько метров вокруг своим блеклым светом. Стоило повернуть вправо и поблизости должна была находиться подземка, но влекомый чем-то неведанным, поддавшись внутреннему ориентиру, он направился вперед, к входу в здание, где копошилась какая-то жизнь.

Куда и зачем он идет, он не знал, просто шел вперед, даже цель его путешествия незаметно растворилась в ночи. Он позабыл о восстании, о Леве, о Лилит и медленно шагал вперед, как будто там было что-то важное, то, что ему необходимо было узнать, увидеть воочию; любопытство раздирало его изнутри, затмевало вонь, превозмогало любую опасность. Когда до порога здания остался десяток шагов, он вновь увидел человека в серой спортивной куртке, точно такой же как и у Майка. Тот сидел склонив голову, на гранитных ступенях, которые когда-то вели к центральному входу, в двух шагах от него, стояла ржавая бочка с костром, около которой, грелись трое бездомных. Промозглый ветер врезался ему в лицо, он остановился, поднял воротник, сунул руки в карман пальто, немного ссутулился и направился далее. В правом кармане он нащупал бумажку, тот самый клочок который обнаружил ещё в баре и который неизвестно откуда там взялся.

Он остановился, всего в трех шагах от сидящего в серой куртке, в нескольких метрах от бочки с огнем: языки пламени обдали щеки теплом, холодный ветер исчез, уютно захрустел костер и его легкий шлейф разбавил царящую вонь. Все вокруг словно замерло и остались лишь безликие тени пляшущие возле огня. Он достал таинственную бумажку (она была сложена в двое, как письмо), развернул её и стал читать содержимое: «Остерегайся недавних знакомых ибо сваляться внезапно они. Возможно скоро увидимся. Лилит». Едва он прочел последнее слово, имя её, и только успел сложить бумажку обратно, пополам, как прямо пред ним, шмякнулось тело. Изломанные кости лежали всего в считанном шаге, а из под него растекалось бордовое пятно крови.

Грузный ком подступил к его горлу, дыхание стало, руки крепко сжали записку, помяли её, спустя пол-минуты оцепенения, он сунул бумажку в карман и проглотил застрявший комок. Стоящие возле костра, невозмутимо продолжали греться далее.

– Прыгнул все-таки, -не вставая со ступеней, сказал мужик в серой куртке. -Жалко, хороший-то парень был – Миша.

– Миша… Миша… -как в бреду, тихо себе под нос, твердил Данила. -Миша… Майк… Майк?..

– А кто же ещё, -прокряхтел мужик в серой куртке.

Он сделал пол-шага вперед и нога его вступила в расползающуюся лужу крови. Он застыл на месте. Кровавое пятно медленно расползалось далее. Переведя дыхание, он сделал пол-шага в сторону, внимательно осмотрелся вокруг и стал в сторонке от кровавой лужи.

Фигура в серой куртке с хрипом поднялась на ноги, сделала пару шагов и оказалась пред трупом. Данила стоял как вкопанный. Грубым движением ноги, приложив все усилия и кряхтя, подошедший перевернул расшибленное тело: ноги и руки трупа были словно тряпичные, половина лица более походила на фарш, а вторая половина была цела и на ней застыли последние мгновения жизни: страх, отчаяние, ужас. В уцелевшем фрагменте, изувеченного трупа, Данила узнал Майка.

– Он в обед сегодня явился, -сказал мужик в серой куртке. -Весь в отчаянии и с полными карманами леденцов-то. У него много их было, очень много, всем подряд раздавал и сам лобызал-то, только закончит сосать, так сразу новую карамельку в рот клал. Широкой души человек-то был, весьма щедрый, весьма… Все конфеты раздал, мне вон куртку отдал, ещё и денег ссудил, -подошедший поднял бутылку самогона и сделал широкий глоток.

Глаза Данилы молча смотрели на разбитое тело знакомого, только вот никакой скорби и сожаления внутри него не было, лишь одна пустота и какое-то безразличие, будто перед ним лежал вовсе не его знакомый, не человек и даже не животное; сейчас, перед ним валялся мертвый кусок прошлого, набор каких-то биологических элементов, ряд цифр, отжившая свой промежуток история, которая теперь не имела никакого смысла и по сему грусти она не стоила. Просто мертвая плоть, которая вскоре начнет разлагаться. Однако стоило поймать себя на этих мыслях, как он встрепенулся, испугался своего равнодушия. По телу прошла холодная зябь, дыхание стало, а в сердце что-то кольнуло. Он перевел дыхание, вспомнил как они выпивали пару дней назад, тут же всплыли ангельские личики деток Майка и сглотнув подступивший комок, Данила выжал из себя долю эмоций и начал расспрос:

– Но как, как?.. Он ведь в Одессу собирался уехать… с семьей.

– Да, точно все – в Одессу, -прохрипел подошедший. -Только вот не выпустили-то его с Княжества нашего, не выпустили.

– Как так?.. Он ведь все справки сделал, все документы купил, должны были выпустить, должны.

– Так а мне почем знать-то, не знаю сего, не знаю. Знаю только то, что он соизволил поведать.

– Так давай же, рассказывай, давай!..

– Так а что рассказывать-то, все как у всех: имущество отобрали, жену в бордель, детей на продажу, а его голым и босым, обратно, в Княжество.

– Откуда же тогда конфеты, деньги… да как это вообще отобрали?.. Как же детей на продажу?!

– А мне почем знать, -незнакомец сделал глоток самогона, пожал плечами, подозрительно посмотрел в сторону Данилы и добавил: -Куртку он мне подарил, а деньги сказал можно и не возвращать-то… вот.

Такси

Промозглый шквал возник внезапно, из неоткуда и его буйный порыв затушил огонь в бочке. Шорох мусора и людской гомон исчезли в одночасье, оставив только свист холодного ветра. Зябкий холод пробежался по телу. Позади раздалось какое-то гудение, треск и визг тормозов. Он обернулся назад и увидел тот самый черный Форд, модели Т-34, который все последние дни возникал неожиданно, как по мановению ока, стоило всего лишь зародиться мысли в его голове.

Он ещё раз взглянул на лежащее пред ним тело, вдохнул затхлой сырости, вздрогнул и развернувшись направился в сторону черной машины. За рулем сидел все тот же мужик по имени Яков и все так же дымил своей трубкой. Присев в салон он ощутил небывалый уют, словно оказался дома после трудовой рабочей недели. По телу тут же растеклись волны тепла, вновь накатила усталость, веки наполнились тяжестью, он прикрыл рот рукой и широко зевнул. Произошедшее только что начало испаряться и спустя считанные мгновения позабылось вовсе. Колеса автомобиля медленно тронулись с места, а вместе с ними поплыло позабытое прошлое: «Приятная музыка звучит где-то совсем близко, её чарующие звуки доносятся из-за длинного коридора, оттуда, из маленькой кухни. Я не спеша пробираюсь вперед, по узкому коридору: вокруг пыльный воздух, свет тусклый и совсем непонятно сколько сейчас времени, на полу стоит чья-то обувь, её много, десятки пар и она чужая. Чем ближе мои ноги приближаются к кухне, тем громче звучит мелодия – она сказочная, и с каждым новым шагом, все отчетливее слышны разговоры и среди них голос мамы: свобода справедливость право борьба независимость восстание полиция оружие захват уничтожение разрушение пустота созидание будущее свобода справедливость право… На кухне много людей, возможно с десяток, сосчитать всех не выходит. Мама сидит в кресле у дальнего окна и увидев меня расплывается в доброй улыбке. Она встает, подходит ко мне, берет меня на руки и мы вместе садимся в мягкое кресло у небольшого окошка, в самом конце кухни. Я оглядываюсь по сторонам: