Воин-Врач III - Олег Дмитриев

— Да уж, объяснили вполне наглядно ляхам. Ты мне скажи, на кой пёс ты Изяславичей-то вырыл? Да по колам всех пристроил? — вспомнил давешний свой, забытый в очередных хлопотах, вопрос Всеслав.

— А то скажи плохо вышло? — взвился тут же воевода. — Про то, что земля наша дерьма всякого терпеть не станет, ни поверх, ни внутре́, очень уж удачные слова придумались. Вот и это, — он развёл руками, будто оправдываясь.

— А колья?

— Ты дороги там видал? Правильно, потому что нет их там и сроду не было. Болтались они, как дерьмо в проруби. Мы, как третий раз сорвавшегося с перекладины перевешивать остановились, сразу поняли: на кишках не довезём. Да и отмываться снегом каджый раз надоело. А тут дел-то всех: крестовины сколотили, враспор поставили, в середину кол, да этих голубей поверх, — с детской искренностью в глазах поведал друг.

— Убедил, не спорю, — поднял ладони князь. — Когда вернутся твои, дай знать. Каждому подарок найду, да народу надо будет у Софии рассказать. Как войска русские до Сандомира и обратно прогулялись. Когда ждёшь их, кстати?

— Да через пару дней, думаю. От Ставра письмецо-то из Пинска когда ещё пришло. Напомню, не переживай.

— Добро. С отъездом что?

— Как лёд снесёт по Днепру — так и двинемся. С лодейщиками сговорено, да, думаю, через новоявленного братца твоего меньшого можно будет быстро ещё с десяток судёнышек найти. Но о том отдельно с ним поговорим, или с душегубами его, когда второй раз перевидимся-перезнакомимся.

— Кто бы говорил про душегубов. Супротив твоих умельцев они, что цыплята против коршуна. Кошели резать да баб щипать по углам — много ли ума надо? — польстил другу Всеслав. Но тот шутки не принял, хоть и видно было, что похвалу оценил:

— Не скажи. У них тоже путные бойцы есть, и поучиться не стыдно у некоторых. Мы с Лютом и Федоткой думали. В городах они на диво хороши, звонята эти: ходят скрытно, видят-знают многое, а доведись рубиться — Ждановых некоторых за пояс заткнут. Наши-то в поле ратиться приучены, в лесах да сёлах. Города большие — дело другое.

Мне вспомнились рассказы «каскадёра»-полковника, почти теми же словами говорившего об отличиях городского боя или зачистки от работы в «зелёнке» или на караванных тропах. Я и подумать не мог, что в военной работе «спецов» столько тайн, нюансов и сложностей. Что, конечно, не было удивительным — моя работа всегда заключалась совершенно в обратном.

— Решим при встрече, как вам обмен опытом устроить, хорошее дело, полезное, — согласился Всеслав, глянув в моих воспоминаниях кадры с работой какого-то спецподразделения, занимавшего захваченное здание. И профессионально восхитившись быстротой и слаженностью действий вооружённых чёрных теней, лиц которых было не разглядеть за забралами штурмовых шлемов.

— Там ещё боярин один второй день к тебе попасть хочет, да всё никак, — вспомнил Гнат.

— Это который?

— Да этот, Микола Чудин. С которым до того, как на рыбалку к Вышгороду идти, разговаривал ты, — пояснил он. — Говорил, мол, беспокойство в городе зреет, дескать, отчалит по весне князь наш батюшка в свой далёкий Полоцк, бросит нас на произвол, наплевав на клятву — и всё. Налетят половцы толпой, придут Ярославичи опять, и будет всё, как прошлым летом, — нахмурился воевода.

— Это он так говорит? Или и впрямь весь люд киевский? Или только некоторые, да с его слов и за его деньги? — к концу фразы-уточнения сошлись брови и у Чародея

Всеслав, пользуясь вполне явными и наглядными примерами из моей старой памяти, совершенно точно представлял важность работы с «общественным мнением». Пусть и спотыкаясь о понятия вроде «имиджа» и «политтехнологий». Да и его собственная память знала массу примеров того, как правильно замотивированные люди творили чудеса, что на поле боя, что в мирной жизни. То, как он поднялся на киевский престол великого князя в прямом смысле слова из-под земли, было, пожалуй, одним из самых ярких. Долгая, кропотливая работа Гната и Яра-Юрия в связке с Буривоем показала всю силу и мощь «правильно нацеленных народных масс». И то, что кому-то ещё могло прийти в голову использовать их в собственных целях, удивления не вызывало. Вызывало желание мысли такие исключить. Вместе с той хитрой головой, если понадобится.

— Пару раз приносили сплетни, мол, бабы на торгу да на реке за стиркой судачили, — Рысь заметно напрягся и только что уши не прижал, почуяв перемену настроения друга. — К вечеру буду точно знать, какие именно бабы, да откуда у них ноги растут.

— Откуда у них ноги растут — мне без надобности, я пару раз видал, ничего нового, — без улыбки ответил Чародей, — а вот кто в моём пруду воду баламутить взялся — узнай наверняка. Мы последнее время кому только ног не отдавили, по рукам да по ушам не нахлопали. Многие отыграться захотят. А тут дело серьёзное. Город, в котором дерьмо бродит, как в нужнике летом, куда опару слили, я сыну не оставлю!

— Сделаю, Слав! — кивнул Рысь.

После этой первой «летучки-планёрки» потянулись следующие. До обеда пришлось решать вопросы от торговых до административных, много. Вырвавшись впервые за день на двор, на воздух, князь снова увидел сидевших на приступочке гончара с плотником, по-прежнему что-то увлечённо обсуждавших.

Всплыли вдруг в памяти помянутые Гнатом «бабы на реке за стиркой». Я только поёжился внутри. Помню, маленьким видел, как мама полоскала в проруби на том самом озере Ханка тряпки. И как мы катили их потом до гарнизона на саночках. Я всё смеялся над тем, как смешно стояли потом в сугробе снятые с верёвок замёрзшие кальсоны. А потом притих, глядя на красные, в кровавых трещинах, мамины руки.

— Домну кликни мне, — попросил Всеслав пробегавшую мимо девку.

Та едва не свалилась на настил крыльца, остановившись, как вкопанная, но поскользнувшись на налипшем к подмёткам снегу. Пришлось ловить.

— Да что ж такое-то, Лесь, ты глянь на него? На миг отвернёшься — уже девок мнёт!

Надо же было именно в это время выйти на гульбище и Дарёне со спасённой сиротой! Смотрелись они забавно: Леська не отходила от жены ни на шаг, ловя каждое слово, копируя, уже почти похоже, кстати, жесты, тон и походку. И умудрялась смотреть на матушку-княгиню снизу вверх, хоть и была