Воин-Врач III - Олег Дмитриев

Утром, когда первыми розовыми лучами касался Дед-Солнце киевских крыш, глядел я с одной из них, как встречали восход люди. Часть из них вернулась с заутрени, но распахнуть руки навстречу небесному свету и поклониться ему, дарующему жизнь и тепло, им это ничуть не мешало, как и тем, кто в Софию не ходил. Казалось, далёкая звезда, которую учёные в моём времени обидно называли жёлтым карликом, смотрела на землю с той же улыбкой, что и я. Радуясь тому, что жизнь продолжается.

Глава 18

Два возвращения

Тогда же, с крыши княжьего терема, заметил я еле различимую в ещё темноватом с той, закатной, стороны небе серебристую тень. И то, как вылетел на скат кровли и сиганул к столбу ратник из Алесевой сотни, что в эту ночь «дежурил на пульте». Столб, ошкуренную и щедро провощённую сосенку, сперва оценили на каланчах-башнях, с восторгом узнав, что теперь по приставным лесенкам нужно только забираться. Вниз же выходило слетать соколами, мигом, следя только, чтоб внизу никому на голову не наступить да шею не сломать. Удивительно, но все эти новинки уже через пару недель всеми воспринимались так, будто были привычными с измальства. Никакой косности или зашоренности диких древних предков, на которую, бывало, сетовали в тех книжках, что слушал за забором со телефона Лёша-сосед.

Поняв, что связист-кавалерист летит к нашему терему, а не к тем, где спали Глеб и Ромка, я решил «прийти в себя». Раньше времени не хотелось — Всеслав с Дарёной очень ценили эти часы и минуты, когда меня не было рядом. Как живые. Я же потом возвращался в тело взрослого мужчины, что искренне любил свою жену и наслаждался ею, пока сроки позволяли. Поэтому на богатые формы, румяные щёки, лукавые глазки и прочие коленки не отвлекались ни князь, ни я. Кто бы что ни говорил в пользу молитв, поста и прочих медитаций, а нормальный гормональный фон — великая вещь, важный, возможно, даже важнейший компонент для счастья и покоя.

Были шансы, что помчит дежурный направо, ко Глебову терему, с вестями торговыми. Или поворотит налево к Роминому, с письмецом от Аксулу. Но тот, оскальзываясь на подтаявшем вчера и подмёрзшем за ночь утоптанном снегу, мчал никак не мимо лестницы-всхода в великокняжеский терем.

Всеслав нежно, бережно поглаживал пока не очень сильно, но вполне заметно округлившийся живот жены. Та только что не мурлыкала, прижавшись щекой к его плечу, зажмурив глаза. Я изо всех сил старался ничем не обозначать своё появление «за спиной» князя, но услышал, как изменилось дыхание Дарёны и чуть дрогнули брови. Как они чуют то, о чём и подумать-то странно? Не иначе — колдовство. Женская магия.

— Что там, Всеславушка? — тихо спросила она, приоткрыв один глаз.

— Вести примчали, сейчас Гнатка ломиться начнёт. Пойду я, радость моя, досыпайте пока. Солнце только вышло, — еле слышно ответил на ухо жене Чародей, поцеловал её в щёку и в макушку, и поднялся неслышно с ложа, поправив на Дарёне покрывало. Не то, чтобы по княжьему терему гуляли сквозняки. Просто он так привык.

Когда одетый и опоясанный великий князь потянул на себя дверь, следом за ней едва не ввалился Рысь, что в это самое время одной рукой держал перед глазами белую ленточку «телеграммы», читая на ходу, а второй пытался не глядя нашарить дверную ручку. И очень удивился, когда та, негодяйка, надумала от него убежать, повинуясь Всеславовой руке, что тянула с другой стороны.

— Тьфу ты, колдун проклятый, напугал! — прошипел неслышно Гнат.

— И тебе утра доброго. Пойдём, пока моих не перебудили, — князь притворил за собой створку, в который раз удивившись негромкому, но всё-таки скрипу. Как Гнатовы умудряются в любые двери беззвучно проникать? Не иначе, слово тайное знают. Всеслав пробовал открывать и быстрее, и медленнее, и приподнимая полотно, и надавливая на него ближе к косяку — всё бестолку, пусть едва различимый, но звук сохранялся.

«А это Немой скрипит. Или сигнализацию они специально так настроили», — в шутку предположил я.

«Надо с Гнаткой да Кондратом не забыть насчёт этого поговорить», — хмыкнув вслух, подумал в ответ князь. Вождь не упускал ни единой задумки, что могла оказаться полезной. Идея того, как можно было защитить от проникновения жильё, была одной из них. Очередной.

— К добру ли, к худу? — спросил он воеводу, когда, повинуясь традиции, съели сравнительно неспешно по пирожку и отпили горячего взвара со смородиной, корицей, бадьяном и мёдом.

Я уже почти не вспоминал об огромной кружке дочерна крепкого чаю, без которой раньше не мог и представить себе своего утра. Но пока не было случая ни самому полакомиться, ни князя угостить. В этом времени что в Китае, что на Цейлоне, что на Луне — вроде, знаешь, и видел даже, а поди дотянись.

— От ляхов посольство идёт. Ведёт его воевода новый, Стахом кличут, говорят, откуда-то из-под Берестья сам родом. Старый воин, ещё при Казимире службу начинал, дело знает, — начал доклад Рысь, отставив кружку.

— Как идут? — отхлебнув ещё из своей, спросил Всеслав.

— Хорошо идут. На постой лагерем возле селищ встают, в города не заходят, люд не пугают, не бьют. Вроде, даже покупали что-то из нужного.

— Обучаемые, — хмыкнул князь.

— Чего? — переспросил Гнат. Это слово, как и многие другие, появилось здесь вместе со мной. И если старый друг хоть спрашивать не стеснялся, что означает тот или иной термин, то многие просто лепили понравившиеся незнакомые слова и фразы к месту, а чаще вовсе невпопад. Попугайничали.

— Быстро урок усвоили, научились, — пояснил, задумавшись, Чародей.

— Такой урок грех не усвоить, — пробурчал воевода. — Три раза в ладоши хлопнул, и две тыщи рыл под лёд спустил. Конно и оружно. Лошадок жалко до слёз было. Алесь, как Черныша того, что из полыньи вынул, до конюшни догнал да обтёр, говорят, прикинул, сколько там ещё коней пропадало — так насилу удержали! Хотел вертаться да нырять за каждым.

— Лес рубят — щепки летят, — оставаясь погружённым в свои мысли, ответил князь.

— Это да. Крепко, видать, приложило Болеслава щепочкой, раз посольство его по одной половице идёт, вежливо