Воин-Врач III - Олег Дмитриев

— Как? — уточнил Чародей. Без тени интереса. Давая понять, что вопрос задавал не для себя.

— В куски, княже. В мелкие. Да ровно так на диво, будто ножами резали. И ведь не слыхал же никто! Чудеса да и только, — пояснил Гнат. Так же спокойно, сухо, размеренно и без единого намёка на эмоции. Как пономарь.

— Не скажу, что стану по ним тосковать. Оба дерьмовые мужики были, — сглотнув и потерев под бородой горло, проговорил Иван. — Но мы пока живём, потому я и пришёл к вам. Чтоб понимать, как друг другу ни обиды, ни вреда не чинить.

Про «друг другу» он явно говорил из форса воровского, или как это сейчас называлось. Причинить вред или обиду великому князю или его людям теперь можно было только однажды. Вернее, два раза, но одновременно: первый и он же последний. Об этом уже совершенно точно знали ляхи. Часть из которых сейчас откармливала раков и налимов подо льдом Днепра.

— За то, что пришёл сам, благодарю. Это поступок достойный, — кивнул князь. — Что до того, как дальше вместе жить — просто всё, Звон. В Киеве и окру́ге твоим людям больше не гулять лихо, поезда не грабить, домов не жечь, народ не пугать. Мирно тут теперь будет. А тому, кто надумает чужое схитить, будут руки рубить. Теперь уж по плечо. Следующему, кто не поймёт сразу, на второго калеку поглядев, отнимут ногу по колено. Потом под самый срам. Вряд ли совсем-то уж дурные ребятки у тебя, поймут, что к чему, не придётся никого из них без рук, без ног, с одними ушами оставлять, — Чародей говорил ровно и тем самым голосом, от которого начинали дышать через раз даже патриарх с великим волхвом. Притих, утирая пот молча, и тайный атаман.

— Мне внутри Руси враги не нужны. Я сговорился с Ярославичами, кто в своём уме оставался. С пруссами, бодричами, латгалами, ятвягами и жемайтами. С половцами даже. Есть надежда, что и с ляхами договорюсь. Прежде, чем кончатся они все до единого. Врагов хватает и с той стороны границ, Звон, сам видишь. За помощь не обижу, слово моё крепко, это ты знаешь.

Ночной хозяин думал довольно долго, переводя взгляд с князя на воеводу и обратно. Но натура брала своё.

— С Изяславовыми другой уговор был, княже, — начал было он привычный торг.

— Тогда с ними и договаривайся. Встречу я вам быстро налажу, — и Чародей начал подниматься из-за стола.

— Как? — чуть подсевшим голосом переспросил Иван.

— Быстро, говорю же. Хоть с Изяславом, хоть с псами его. Рысь, — не повышая голоса, позвал князь, отворачиваясь от гостя. Будто потерял к нему всякий интерес.

Глава 17

Единство противоположностей

— Обожди, княже! И ты, воевода, погоди воевать! Не с того разговор начался у нас, — поднял раскрытые ладони Звон. Явного страха в голосе его не было, но слышна была досада. — Экий ты, князь-батюшка, неуступчивый. Хотя, я и сам такой, когда дело вынуждает. У тебя, мыслю, дела такие, что мне и в ум не взять.

— А оно тебе надо? — удивил меня Всеслав еле уловимой одесской интонацией. — Меньше знаешь — крепче спишь, Иван.

— У нас говорят: дольше живёшь, — не опуская ладоней, отозвался главный уголовник.

— Верно говорят. Ещё Соломон, мудрец древний из дальних краёв, учил: «во многих знаниях — многая печаль».

— Прав был старик, хоть и не нашего, а иудейского роду-племени, — кивнул Звон, медленно, синхронно с тем, как возвращался на лавку перед ним Чародей, опуская ладони на столешницу.

Оригинальный персонаж, что и говорить. За несколько минут побывал и лихим разбойником, что хи́стом да го́нором босяцким богат, и торговцем важным, что с первыми людьми говорить привык. Теперь вот и книжником умудрённым представился. Видимо, подбирал образ для более удобного разговора с князем, да никак подобрать не мог. Потому что непонятный и ощутимо опасный Чародей и сам вмиг умел примерять на себя те личины-образы. Но каждый из них был князю заметно мал и тесен.

— Ладно, Звон. Ты человек опытный и знающий, повидал всякого, доведут Боги — ещё на мир посмотришь поверх землицы. А то, что неуступчивыми мы оба можем быть — твоя правда. Когда ты точно знаешь, обдумав всё, а особенно то, о чём собеседник твой знать не может и не должен, то тебе одному виднее, к чему уговор вести. Тебе за него и ответ держать перед твоими людьми. Но наперво — перед самим собой.

В речи князя не было угрозы. Были твёрдая уверенность в собственной правоте и, кажется, тень печали от того, что эту ношу ему разделить не с кем.

— Святую правду говоришь, княже. Но коли я твои слова приму — меня мои люди не поймут, — вновь вернулся ушедший было торгаш. Подумав, что тень той печали, что померещилась Звону во Всеславе, могла быть признаком слабости.

— Ладно, давай по-простому, — вздохнув, князь умостил локти на столе, сцепил пальцы и над ними внимательно, в упор, поглядел на бывшего ночного хозяина.

— Торговаться, Иван, можно по-всякому. Главных способов два. Я зову их южным или восточным и северным. Первый — это когда сходятся над товаром двое и начинают торг долгий, яркий, шумный, цветистый. Ор до небес стоит, зеваки рядом слова запоминают. Двое эти божатся, ругаются, хвастаются, поминают разными словами знакомых и родню друг дружки. Расходятся, потом обратно сходятся. Такой торг седмицами длиться может. И если обе стороны в том ловки да умелы — удовольствие приносит и им, и зрителям. На востоке вообще много где считают, что купить не торгуясь — всё равно, что продавцу в бороду наплевать.

Звон смотрел на князя внимательно, иногда прикрывая глаза или лёгким покачиванием головы показывая, что и сам видал такое не раз.

— А есть торг северный. Это когда над товаром стоят покупатель и продавец. Первый качнул бородой — почём, мол? Второй ответил или вовсе на пальцах или писчей доске показал. Всё, Звон. Дальше или бьют по рукам, покупатель платит и забирает, или расходятся. Насовсем. Молча. Там не видят люди смысла говорить лишнего. Как и не видят чести в