Экспансия на позавчера - Алексей Небоходов

Земля не может позволить существовать этому месту. Они не просто наблюдают издалека, они уже идут, готовясь стереть всё, что угрожает их власти, пока ещё есть возможность сопротивления.

И если узнают, что миры могут выходить за пределы Севантора…

– Они сотрут вас в пыль.

Тишина, висевшая в воздухе, стала почти материальной. Лиана вдруг встрепенулась, словно сбросила с себя напряжение.

– Подождите, – её взгляд стал цепким. – Если все эти миры созданы людьми, если здесь ничего нет от Земли, тогда…

Она замерла.

– Тогда откуда пауки?

Голограмма мягко вздрогнула, будто на секунду замерцала от её слов. Иван нахмурился.

– Да… – медленно произнёс он. – Если вы сами создавали миры, если здесь нет земных технологий, то почему эти твари существуют?

Керн медленно вдохнул, словно собираясь с мыслями.

– Потому что они не наши, – тихо сказал он.

Иван почувствовал, как его пальцы сжались в кулаки.

– Что это значит?

Керн смотрел на него в упор.

– Они оружие.

Лиана прищурилась.

– Оружие?

– Биологические машины, созданные Землёй.

В центре сферы появилась новая голограмма. Они увидели паука – массивного, облитого хитиновым панцирем, его когтистые лапы мягко касались земли, а тёмные, бездонные глаза отражали не небо, не свет, а саму пустоту.

– Когда правительство приняло решение избавиться от нас, они разработали систему, которая не позволила бы никому выбраться отсюда.

Лиана побледнела.

– Вы хотите сказать, что они были созданы не для защиты?

Керн кивнул.

– Они были сделаны для уничтожения всего живого.

Голографическое изображение изменилось, плавно сменяя одну картину другой, открывая перед ними новые ужасающие детали.

Теперь это были архивные записи. Камеры зафиксировали, как из раскрывшихся капсул, выброшенных с земного корабля, выползли первые пауки. Они не нападали сразу – двигались в механическом порядке, а все их действия были запрограммированы.

– Они должны были очистить планету от нас.

Следующие кадры показывали, как первые поселения колонистов превращались в ловушки.

Ночью, когда мир казался безопасным, из грунта начали появляться сети. Люди не успевали кричать.

– Их отправили сюда не просто как охранников, а как охотников, которые не оставляют выживших.

Лиана сглотнула:

– Земля не хотела, чтобы кто-то вернулся.

Керн кивнул:

– Они должны были уничтожать всё, что проникает в аномалию.

Запись сменилась, и перед ними открылся город, величественный и продуманный до мелочей, созданный руками колонистов. Он раскинулся среди холмов, напоминая о процветающем обществе, где сотни людей наполняли улицы светом, движением, жизнью. Однако спустя мгновение картина изменилась – тишина заполнила пространство, и что-то неуловимо тревожное повисло в воздухе, как предчувствие катастрофы, уже случившейся.

Кадры зафиксировали пауков, медленно движущихся сквозь руины. Их не интересовали строения, их не интересовали ресурсы. Они уничтожали только людей.

Лиана закрыла рот рукой. В глазах у неё застыл ужас.

– Это…

– Но что-то пошло не так, – продолжил Керн, и его голос стал тише: – Они вышли из-под контроля.

Иван не сразу осознал смысл этих слов:

– Ты хочешь сказать..?

Керн кивнул.

– Со временем они стали действовать автономно.

Новые кадры сменялись один за другим. На них были пауки – эти механизированные твари, созданные для безжалостного уничтожения, методично истребляли всё, что встречалось на их пути. Их атаки больше не ограничивались людьми, теперь они охотились на любую форму жизни, на всё, что двигалось и дышало.

– Они превратились в нечто большее, чем просто оружие, – сказал Керн, глядя на сферу. – Они стали инстинктом, запущенным без права на отмену.

Лиана покачала головой:

– И теперь они убивают всех.

Керн закрыл глаза на секунду, а затем кивнул.

– Всех. Без разбора.

Иван смотрел на голографический шар, и чем дольше он вглядывался, тем сильнее росло странное ощущение, будто перед ним не просто проекция. Миры внутри не были холодными схемами, бездушными картами территорий – они дышали. Их реки мерцали в лучах далёких солнц, тени облаков двигались по равнинам, звёзды вспыхивали, рождались и угасали в бесконечности.

Главное было не в этом. Он чувствовал их. Но не так, как человек чувствует тепло огня или свежесть ветра. Это было глубже. Эти миры ощущали его в ответ.

Он не понимал, как именно, но знал: что-то в этом месте узнавало его. И чем дольше он смотрел, тем сильнее становилось чувство, что мир смотрит на него в ответ.

Иван сделал шаг ближе, почти машинально. В груди зашевелилось беспокойство, как будто он вот-вот вспомнит что-то важное, огромное, что всегда было частью него, но оставалось скрытым. Он не мог оторвать взгляда. Керн Вальд наблюдал за ним.

– Ты чувствуешь это? – его голос прозвучал спокойно, но в этой спокойной интонации была тень чего-то более глубокого. – Этот мир… он знает, кто ты.

Иван вздрогнул. Он медленно повернул голову, встретился взглядом с Керном, но не смог вымолвить ни слова. Что-то внутри него отозвалось.

Не просто слова Керна – само пространство вокруг, этот мир, эти звёзды, эти города, сотворённые мыслями людей. Они узнавали его.

Его сердце забилось быстрее, но он не мог сказать, от чего – от страха, от волнения, от предчувствия. Лиана стояла рядом, но, кажется, не ощущала того же. Её взгляд был сосредоточен, но отстранён.

– Иван? – тихо спросила она.

Тот попытался заговорить, но слова застряли в горле. Он не мог ответить, словно невидимая сила сковала его мысли, удерживая их на грани осознания. В его разуме вспыхивали образы, ещё не оформившиеся, но уже несущие в себе что-то необратимое, что-то, что могло изменить всё, что он знал.

Образ, который он не мог сформулировать. Чувство, которое не имело названия.

Он осознавал, что у него есть связь с этим местом, но не понимал, откуда она взялась и почему именно сейчас это ощущение стало таким явным. Его разум искал объяснение, но ответы ускользали, оставляя только растущую тревогу. Ощущение было необъяснимым: оно не укладывалось в привычные категории эмоций, не было ни страхом, ни радостью, ни даже удивлением, а чем-то большим, чем-то неведомым, что заполняло его изнутри и не давало дышать ровно.

Это было что-то новое, неуловимое и необратимое, словно момент осознания, который раз и навсегда меняет восприятие реальности. Он ощущал себя на грани открытия, стоя перед чем-то огромным, что могло перевернуть всё, что он знал и во что верил.

Но вместе с этим приходило ощущение опасности, не той, что бывает перед врагом или в неизвестности, а гораздо глубже, древнее, словно сама реальность предупреждала его. Это была опасность понимания, осознания того, что раз увиденное нельзя будет забыть, что истина уже ждала его и не позволит остаться прежним.

И если он сделает