Охота на Ктулху - Татьяна Зимина

усугублялось тем, что основой для создания именно этой Твари послужил вервольф — острые уши, характерной формы лапы и хвост нельзя было не узнать.

— Ну, Дружок, показывай, куда вы направляетесь.

От звуков собственного голоса сделалось не по себе: вряд ли в этом безлюдном месте часто звучит человеческая речь.

Тварь-вервольф припала к земле и завиляла хвостом… Как пёс, который очень хочет поиграть.

Я бросил ей палку — просто не удержался. Тварь сорвалась с места и высунув синий язык, унеслась в кусты…

Вот тебе и раз.

Никакой агрессии, никакого желания выпить мою энергию… А впрочем, я — такой же, как и они. Твари просто чувствуют своего, вот и не нападают. И кстати. По той же причине портал мог меня пропустить. Если он «настроен» на такие вещи. Но это уже домыслы.

Дружок прибежал, неся в пасти не палку, которую я ему бросил, а кость. Бедренную, кажется. И если я хоть что-то понимаю, кость принадлежала человеку. Когда-то принадлежала — сейчас она была выбеленной и сероватой от старости.

Это меня отрезвило: признаться, за последние полчаса я подрастерял привычную бдительность.

Отобрав кость и погладив Тварь по голове — на ощупь кожа её была, как резина — я пошел дальше. Твари протоптали в сельве широкую тропу…

Логика не обманула: здесь был портал.

Место, очень похожее на то, которое мы с Семёнычем нашли на крыше высотки. Аура, своеобразное «давление» на психику… И конечно же, кровь.

Свежая. И много. Ею были политы кусты вокруг небольшой полянки, к которой вёл отчётливый красно-бурый след.

Твари шли по этому следу и исчезали. Просто растворялись в воздухе, словно их и не было.

Первым порывом было бросится за ними… Но слава Богу, включились мозги.

Далеко не факт, что Путь ведёт прямиком в Питер. Тварей видели и в других городах, и не только нашей Родины.

Оказаться где-нибудь в Австралии — хрен редьки не слаще.

К тому же, находясь здесь, на острове, я могу узнать что-нибудь о Сказочнике: логично предположить, после всего увиденного, что он где-то рядом. Ведь кто-то же должен регулярно обновлять «след», по которому идут Твари. Да и разобраться в механизме их «рождения» было бы неплохо. Судя по всему, версия того, что их создают искусственно — не подтвердилась, мне трудно представить конвейер, работающий под водой. Да и какой в этом смысл?

А вот разместить в тёплой лагуне «садки»… Второй раз на ум приходит лягушачья икра. Колонии чёрных икринок плавают на илистом мелководье, и в них без помех зреют…

Другой вопрос: откуда они там берутся? И где та лягушка, что откладывает столь э… крупные икринки?

Я вспомнил, как из пристройки на крыше вываливались склизкие мешки — по-сути, зародыши, и как они преображались и росли прямо на глазах… Гормон роста?

Вероятно, пока я не найду источник проблем — Сказочника — я этого не узнаю.

Аккуратно обойдя по краю «портал» — чтобы, не дай Бог, не затянуло — я вновь углубился в сельву.

Дружок весело скакал рядом, портал его не привлекал. Понюхав жирный кровавый след, он брезгливо сморщил нос, фыркнул и весело погнался за бабочкой… Что это? Сбой программы, или на него так повлияло моё присутствие?

Вы будете смеяться, но в обществе Дружка я чувствовал себя спокойней. У него не было сердца, не было души, и он был мёртв — в обычном понимании — но фраза «приятно, когда рядом живая душа», здесь пришлась как нельзя кстати.

Через пять минут пешего хода мы с Дружком вышли к…

Впрочем, начну издалека.

Что в вашем понимании значат слова «армейский госпиталь»? Зелёные брезентовые палатки, стоны раненых, запах страха и боли. Это — в кино.

В современной жизни, армейский госпиталь — это прочные железные модули, для надёжности укрытые камуфляжной сеткой.

Генераторы, кондиционеры, новейшее оборудование — вплоть до МРТ — вот что значит современный армейский госпиталь.

И здесь, посреди тропического острова, я на него наткнулся.

Купола были раскрашены зелёными и коричневыми пятнами — явно, из аэрозольных баллончиков, и увидеть их в плотной сельве было невозможно. Только наткнуться.

Где-то над головой палило солнце, кричали попугаи, вокруг резвился Дружок, а я стоял, и словно идиот наблюдал за тем, как из одного из куполов выходит человек в зелёной пижаме хирурга, в латексных перчатках и в осмотической маске, как он сдирает, наворачивая одна на другую, окровавленные перчатки, опускает маску на шею и закуривает.

По сельве плывёт отчётливый запах марихуаны…

Действия человека выглядели настолько обыденно, привычно, что становилось ясно: делает он это далеко не в первый раз. Перчатки — в мусорное ведро перед входом, на ведре натянут пластиковый пакет, чтобы убрать, не прикасаясь к содержимому…

Руки у мужчины белые, как у мертвеца, долго пролежавшего в воде — такие бывают у плотно практикующих хирургов, вынужденных несколько раз в день проходить дезинфекцию.

На лице, через всю правую щеку — большое красное пятно, похожее на старый ожог. Одна рука искалечена: на ней не хватает двух пальцев…

Докурив, мужик вновь натянул маску, достал из кармана свежую пару перчаток и исчез за герметичной мембраной купола.

Настала тишина.

Если бы я вышел к лагерю сейчас, я бы решил, что здесь пусто, а лагерь заброшен — учёных пожрали Твари.

Но судя по хладнокровию, с которым мужик стаскивал окровавленные перчатки, именно здесь и был центр производства, или рождения Тарей…

Надо подобраться поближе, — я принялся высматривать место, откуда открывался наилучший обзор. — Надо всё здесь осмотреть, и самое главное, понять, что здесь происходит.

И в этот момент мои глаза накрыли прохладные ладони.

Вернее то, что это именно ладони, и что они — прохладные, я понял чуть позже, когда схлынул первый приступ паники и последовавшей за ним агрессии.

Я подскочил, попытался повернуться, и когда это не вышло — пнуть назад. Вцепился в эти руки — они были достаточно тонкими — и попробовал оторвать их от своего лица…

Меня словно обнимала каменная статуя.

И наконец осознав, что статуя эта никакого вреда мне не причиняет, я сумел расслабиться и встать спокойно.

И тогда ладони убрались.

Повернувшись, я уставился в самые прекрасные глаза из тех, что мне приходилось видеть.

Глава 19

— А ты боевая, — заметил Семёныч, когда мы свернули с Садовой в какой-то проулок.

Пикап сразу заколыхался