Крылья за спиной - Саманта Миллс

Рустайя полез было в драку, но Тимьян буквально повис на нем. Гальяна задышала часто-часто, лицо ее сморщилось от усилий сдержать поток слез. Тимьян протянул свободную руку, и девушка наконец бросилась к нему в объятия. Рыдала она еще горше оттого, что так долго давила слезы. А он целовал ее куда попало, шепча банальности.

Земолай с силой нажала на бинты в надежде заглушить болью голоса утешающих друг друга мятежных младенцев. Дрожащие пальцы сами скользнули за пазуху. Она гладила хрупкие края старой бумаги и думала, что ее сейчас стошнит.

Их горе ударило ее под дых. Обрушилось на нее. В этом мире не осталось ни одного человека, по которому она могла бы горевать так же, как они сейчас. Тимьян и Рустайя пересказывали байки, словно молитвы читали, а Гальяна свидетельствовала. Элени была им и вожаком, и другом, уважаемым и любимым. Ее не боялись.

На протяжении двадцати шести лет Земолай следовала простой философии: отношения делают жизнь слишком запутанной. Они мешают работе, затуманивают убеждения. Гормоны лгут. Родных не осталось.

Но в глубине души она знала правду. Ей почти сорок, и у нее никого нет.

Земолай закрыла глаза и мысленно сосредоточилась на блаженстве полета, бессловесном и чистом; на очистительной силе ветра, омывающего лицо, руки, тело. Когда все прочее в жизни утрачивало смысл, когда приходилось совершать поступки, которые преследовали ее по ночам, или ошибки, не отпускавшие целыми днями, всегда оставалось небо, готовое унести ее прочь. Служба на башне такого не даст. Это не полет, но это, безусловно, лучше, чем примитивная возня на земле.

В соседней комнате заметался Зуб. Раздался грохот металла – это опрокинулась койка. Все затаили дыхание, ожидая, что дверь вышибет бурей насилия.

Звуки стихли, но Зуба не получится держать там вечно.

Голова Земолай шла кругом от вопросов, одних и тех же, раз за разом. Правда ли Водайя простит ее? Позволит ли ей вернуться на службу меха-дэве?

Сможет ли?

Перед рассветом Гальяна выскользнула из комнаты, чтобы оставить шифр для Каролина (убежище, потери, пленник, нужен совет).

Никто ничего не делал, все просто дремали, развалившись в кресле или сбившись в кучу на полу, как щенки; подскакивали от каждого случайного стука в соседней комнате. Наверху готовился к новому дню рынок, а внизу все сидели с красными глазами, злые и глубоко погруженные в свои личные невзгоды.

Ждать пришлось несколько часов. Молчание прервалось, только когда у всех по очереди громко заурчало в животе.

– Я принесу еды, – сказала наконец Гальяна, выпутываясь из своего гнезда. – Земолай, почему бы тебе не сходить со мной?

Первой реакцией пленницы было отказаться, свернуться калачиком и продолжить умирать на жестком полу, но при мысли о деревянных прилавках наверху усталость как рукой сняло. Лишние сведения об этом месте вполне пригодятся. И Гальяна припозднилась с обещанными ответами.

– Заодно новую рубашку тебе купим, – добавила Гальяна.

Она откопала старый плащ и накинула Земолай на плечи. Если аккуратно придерживать, самые заметные пятна он прикрывал.

Женщины поднялись наверх, где им открылся совершенно другой мир. Почти все прилавки были заняты и ломились от товаров: свежие фрукты и овощи, рулоны домоткани, деревянная и плетеная утварь, кованые изделия. Ландшафт вокруг был совершенно плоский, только на севере виднелась горстка приземистых деревянных строений да маячили на юге башни Радежды.

Деревенский рынок. И по всей видимости, прикрытие для мятежа. Удар оказался горьким. Земледельческая община с самого начала раздора соблюдала нейтралитет, смиренно обеспечивая город пропитанием и не принимая ничьей стороны. Земолай не тешила себя надеждой, что кто-то здесь не знает о заговоре. Ни один из торговцев или покупателей и глазом не моргнул при виде двух чумазых женщин, вылезающих из-под земли в плащах поверх заляпанной кровью одежды.

Гальяна привела ее к длинному, низкому зданию протяженностью двести или триста футов. С воздуха оно показалось бы амбаром. Но то, что издали смотрелось весело раскрашенной деревянной обшивкой, вблизи оказалось наложенными друг на друга, словно чешуя, листами ярко-зеленого металла. Амбаром притворялась крепость.

На чешуйчатой обшивке кто-то грубо намалевал человеческую фигуру с широко раскрытыми ладонями. Здесь угадывался намек на старую детскую песенку. В каждом округе дети ставили на первое место свое божество, поэтому версия, на которой выросла Земолай, звучала так:

Схола-дэв как глаза – видит, помнит, знает.

Техно-дэв – голова, все изобретает.

Дея-дэв как хребет – делом помогает.

Агро-дэв как живот – кормит и питает.

Меха-дэва – кулаки, бдит и защищает.

Наши Пятеро едины, с ними мы непобедимы.

У этой фигуры кулаков не было.

Боковая дверь привела их в просторную приемную с удобными креслами, раковинами и уставленными закусками столами. Там отдыхала горстка людей в выгоревших на солнце туниках («Пахари, – предположила Земолай, – но кто их знает на самом-то деле?») Они дружелюбно кивнули вошедшим и вернулись к игре в кости.

Гальяна двинулась по самому левому коридору, широкому и усеянному открытыми арочными проходами в ярко освещенные боковые комнаты. Она держалась рядом с Земолай, указывая на службы, собранные заговорщиками под одной крышей.

– Экскурсия для посетителей, – шепнула она с нервной усмешкой.

В трех ремонтных цехах техники обучали пахарей собирать и налаживать автоматизированные молотилки. Мелькнули полуразобранный механизм с торчащими из-под него ногами и мастерина с белыми как мел волосами, со смехом выкрикивающая следующее указание.

Имелась тут и библиотека, пока что только на скудный десяток полок, но вход туда был свободный, а фонды пополнялись за счет пожертвований. Первый предварительный список приобретений висел рядом с дверью, и названия туда явно вписывали с надеждой, самым разным почерком.

Вел прием врач, преподаватель письма занимался с учениками возрастом от отроков до стариков. И независимо от количества народу в каждой комнате, независимо от того, чем и как люди занимались, их объединял общий тон – пьянящий гул оптимизма. Под публичным образом Радежды било ключом целое миниатюрное государство, и тянулись к солнцу первые тонкие ростки его экономики и общественной деятельности.

Как же дерзко они себя вели. Здание стояло на открытом месте, без особого старания маскируясь под продуктовый склад. Это свидетельствовало о том, насколько глубоко в последние годы укоренилось восприятие земледельческой секты как данности, ведь они явно потеряли всякий страх перед внезапной инспекцией со стороны механского правительства.

«Что, – подумалось Земолай, – вот-вот переменится».

Гальяна описывала все вокруг с восторженным энтузиазмом, горе временно потускнело в сиянии ее нового мира.

– Это только первый из наших общественных центров, – сказала она мечтательно. – Наша