Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

— Вот спасибо, Александр Ермилыч! — Леонид Алексеевич помотал головой. — Засыпаю на ходу, прошу прощения… Если вы с хозяюшкой не против…

— Да идите, идите, отдыхайте! — замахал руками завпунктом. — Когда намерены выступать-то?

— Да вот завтра и выйдем.

— Как, так сразу?

— Да ведь времени нет отдыхать-отлёживаться, дорогой Александр Ермилыч. Снега вот-вот развезёт!

…

— Папа, а ну-ка примерь!

Бяшка держала в руках готовый свитер, собственноручной вязки. Изделие, сработанное по рекомендациям ещё дореволюционного пособия домохозяйкам-мастерицам, имело высокий воротник и даже рукава-«резинки». Что касается скромного серо-бурого цвета — ну так чего ещё ждать от некрашеного лошажьего подшерстка?

— Ох ты! — восхитился Иван Иваныч, рассматривая подарок. — А тёплый-то какой! И шею закрывает… Ну, спасибо, Бяшенька!

— Вот сюда можно, — разрешила дочура, наклоняясь и подставляя щеку для поцелуя. — Ой! Ты чего, опять усы подстриг? Колются!

— Да не колются, а щекочут!

И они разом рассмеялись.

В последнее время Бяшка превратилась буквально в вулкан энергии. Варвара Кузьминишна была решительно отстранена от стирки, и девушка энергично орудовала в бадье с кипятком собственным стиральным изобретением — рыбачьим садком, прилаженным к палке, дабы не варить в горячей воде руки. Сбивание масла из сливок также целиком перешло в ведение грозной богини, более того — она охотно крутила жерновки ручной мельницы, чем прежде обычно манкировала. А вчера Бяшка даже походя переколола привезённые мужчинами из лесу напиленные дрова, и малышня восторженно глазела, как грозная богиня играючи, одной рукой управляется с массивным топором-колуном, разнося в щепу толстые чурбаки. Наша Бяша самая-самая, да!

И пусть, и правильно. Клин клином вышибают. Физическая усталость — лучшее средство от нервного напряжения. А уж вязание успокаивает не хуже валерьяновых капель.

— Бяша, а ты штанишки себе грозилась связать… — встряла Варвара, с улыбкой наблюдая за семейной сценкой.

— М? А! Так готовы уже.

— А покажи!

— А покажу! — девушка в три шага покинула горницу и через минуту вернулась, облачённая в обновку, связанную из чистейшего пуха.

— Ну как, ма?

— Бяшка! — Варвара всплеснула руками, и Иван Иваныч крякнул. — Попа-то голая вся!

— Где же вся? — не согласилась девушка, поворачиваясь задом к зеркалу и оглядываясь через плечо. — И вовсе даже не вся… ну да, в основном, конечно… Впрочем, папа мне давно уже обещал кожаные штанишки. Где, м-м?

— Вот такого примерно фасона? — в глазах Полежаева зажглись насмешливые огоньки.

— А чем плох этот фасон?

Вздохнув, Иван Иваныч поднялся, снял висевший на гвоздике ремень.

— Отец, ты чего это?! — всполошилась Варвара Кузьминишна.

— Да нет, ничего, — Полежаев с самым серьёзным видом прикидывал длину ремешка. — Длина с запасом, стан у Бяшеньки тонок… Вот досюда отрежу, тут пришью и меж ног пропущу… Аккурат похожие штанишки выйдут, по фасону!

Он внезапно опустил ремень.

— А ты чего подумала, мать? М-м?

Первой засмеялась Бяшка. Ещё секунда, и хохотали все.

…

— Никак низя, твоя-моя! Снег в тайга нынче — во! Само худой время, однако!

Лючеткан, бывший добрый охотник, а ныне подай-принеси на фактории Ванавара, всем своим видом демонстрировал неготовность совершить самоубийство, каковым, безусловно, является задуманная экспедиция.

— Так после-то снег таять начнёт, и вовсе никуда не пройти!

— Ууу, вовсе не пройти, однако! Дале вовсе худой время, эйе!

Тунгус затянулся трубкой, испуская едкие клубы махорочного дыма.

— Надо тепло ждать, однако. Снег таяй, вода уходи, болото просыхай…

Кулик посмотрел на Гюлиха, и барон понятливо долил в кружки. Себе и начальнику по чуть, чисто символически, тунгусу же полной мерой.

— Нет, мы столько ждать не можем. Давай-ка выпьем, уважаемый!

— Ух… — осушив посудину, Лючеткан отдышался. — Хороши водка! Крепкий! Однако сичас тайга ходи сё равно низя. Дичь нету, кушать нету, водка нету, пропади совсем…

— То есть как это нету? — возмутился начальник экспедиции, выдвигая ногой из-под стола канистру. — А это видал? Тут, брат, сотня бутылок, если водой развести!

— Ва! — восхитился тунгус. — Чего сразу не казал? Кода идти надо?

— Сегодня.

— Эйе! Сичас пойдём, однако! Чего, моя разе тайга весна не ходил? Два раза тьфу!

…

— … Я уж и так боюсь, что когда-то насос этот немецкий сломается. Вечного ж ничего не бывает. Как тогда огород поливать?

Подставив ведро, Варвара левой рукой тянула за шнур, снабжённый деревянной бульбочкой-рукояткой и пропущенный на чердак сквозь отверстие в потолке. Там, под самым коньком, находилась муфта сцепления ветряка, неутомимо крутящегося день-деньской. Всё гениальное просто. Потянул за шнур — бронзовый вал-трубка, упрятанный за шкафом с посудой вращается, насос в колодце под полом качает, вода из шланга льётся. Сейчас, правда, шланг торчал короткий, без надставок — как раз в кухню воду доставлять.

— Да, к хорошему привыкаешь быстро, — Бяшка споро и умело чистила картофель. — Ма, а я же помню, как ты ругалась на разор, когда папа этот насос ставил.

— Молодая была, глупая! — отбила выпад Варвара, и обе засмеялись.

Бяшка внезапно задумалась.

— Вот бы ещё жерновки к этому ветряку приспособить…

— С ума сошла! — возмутилась Варвара. — Такой ценный механизм! Нет уж, лучше мы муку вручную жерновками молоть будем, чем воду по полста вёдер на огород каждый день таскать!

— Да ладно, ладно! — вновь засмеялась Бяшка, хрустя между делом сырой картофелиной. — Крутите себе с Аской ваши жерновки, плечи мощнее станут!

Закончив с картошкой, Бяшка скинула кожуру в помойное ведро — коровам как раз пойдут очистки — вытянув шею, поглядела в окно.

— Тринадцатое марта[14], а снег и во дворе не стаял ещё. А в тайге лежит нерушимо, ничуть не осел даже… По всему видать, весна будет бурной. Так что не сносить мне нынче заготовленных чёртовых сапожек…

Пауза.

— А может, и вовсе нетронуты окажутся…

Бяшка взглянула на мать во все глаза.

— Ма… а вдруг они сейчас прилетят? Вот прямо сегодня?

— Ох, Бяша… — женщина покачала головой. — Так ведь и с ума спрыгнуть недолго. Не думай об этом!

— Хорошо, ма, — покладисто согласилась Бяшка. — Как там было-то, в книге… А, вот! «Я ни за что не буду думать об обезьяне с красным задом!»

…

— А, чёрт!

Что значит потомственный дворянин, пронеслась в голове у Кулика посторонняя мысль… товарищ пролетарского происхождения непременно выразился бы по матушке…

— Леонид Алексеевич, ладно, мои и ваши ноги ничего не стоят, — барон фон Гюлих в очередной раз выбрался из очередной ямы, скрытой под снегом, — ну так хоть лошадей пожалели бы! Деньги казённые плачены как-никак…

Действительно, продвижение экспедиции, вышедшей задолго до обеда, никак нельзя было назвать не только удовлетворительным, но даже и очень плохим. За четыре часа путешественники продвинулись на четыре