Право на дом - Анна Щучкина

Потому что все, что я слышу, – сплошная ложь. Получается, даже брат соврал насчет казни фарффла. Все вокруг только и делали, что врали, как в детективе про какого-нибудь четверного агента. А Рейн?..

– Ладно, – продолжил Йенн, не поднимая глаз от книги, – тогда вот еще: способность замедлять течение времени, даруя долгую жизнь, посвященную познанию мудрости. – Я фыркнула, но он не обратил внимания, внимательно во что-то вчитываясь. – А тут сказано, что вы… способны влюблять в себя других существ.

Я застыла. Нет! Нет! Должно быть, и эта книга во многом состоит из лжи.

А что, если у меня действительно есть такой дар? Тогда Рейн… Нет! Мои щеки загорелись, и я стиснула зубы. Нет, перестань. Хватит об этом думать.

– Еще кое-что. – Голос Йенна вернул меня к реальности. – Магический щит. Это умение создавать барьер, оберегающий от всякого зла. И последнее: тайное знание алхимии. Искусство превращать старое в новое. Причем не только материальное, но и духовное.

С этими словами он захлопнул книгу и посмотрел прямо на меня в ожидании ответа.

А я изо всех сил пыталась выбраться из пучины собственных мыслей. Мы с Рейном… Любовь длиной в тысячу лет… Неужто и она окажется ложью? Тогда наш брак – не узы, а оковы. Не может быть…

– Не может быть, – сдержанно произнесла я, – чтобы все эти способности умещались в одном человеке.

Йенн улыбнулся, но как-то странно – будто знал больше, чем говорил.

– Все возможно, – отозвался он, убирая книгу в длинный ряд таких же древних фолиантов. – В любом случае эти дары – не просто сила. Это бремя. Если на самом деле обладаешь ими, принимать решения, должно быть, очень сложно.

Я хмыкнула.

– Серьезно? Будто до сих пор это было легко.

Он ненадолго замер, потом тихо рассмеялся.

– Это верно. Легко у нас в Таррвании не бывает.

Ненадолго воцарилась тишина. Я опустила взгляд, пытаясь переварить услышанное. Если во мне правда спят все эти магические силы, не начали ли они уже проявляться?

Я вспомнила битву с императором, то, как мои мысли все время возвращались к Рейну. Барьер, оберегающий от всякого зла… Могла ли я?..

– А не проверить ли мне свою способность к целительству? – осторожно предложила я, стараясь не выдать, к чему именно клоню.

Вернее, к кому.

Пора поднимать дорогую подругу на ноги и выбираться из этой ямы.

– У нас много раненых прислужников. Можно попробовать вылечить одного из них! – произнес Йенн так восторженно, будто только что нашел решение всех моих проблем.

Я едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. Неужели придется объяснять прямо в лоб?

– Можно попробовать, – сдержанно повторила я. – Хотя… Конечно, если не ошибаюсь… Наверное, стоит для начала использовать силу во благо существа, к которому я хоть что-то чувствую. Думаю, у меня это работает именно так. Всегда работало. Поэтому…

Надежды, что Йенн поймет даже столь толстый намек, почти не осталось. Этот парень виртуозно избегал любой эмоциональной вовлеченности.

Однако сейчас, к моему огромному удивлению, он отреагировал почти мгновенно. Йенн вдруг приподнялся, бросил напряженный взгляд на закрытую библиотечную дверь, а потом резко подался вперед.

– Тебе нужно вылечить Эйри, – произнес он заветную фразу, пароль от моего заточения.

И тут же углубился в размышления, выстраивая какой-то план. А я опять задумалась о своем.

Рейн. Вечно этот Рейн. Его лицо всплыло в моей памяти, как это часто случалось в последнее время. Но я мысленно отмахнулась. Потом. Не сейчас.

У меня слишком много проблем, чтобы падать еще и в эту пропасть. Я ведь столько раз пыталась отпустить Рейна, отказаться от нашей любви, но воспоминания никуда не уходили. Те чувства, что горели в его глазах на церемонии, те, что проявлялись при каждой нашей встрече, даже когда он пытался их спрятать, не могли быть иллюзией или побочным эффектом моей магии. Рейн всегда любил меня по-настоящему. И я это знала.

Голос Йенна прозвучал так резко, что я вздрогнула.

– Я приду сегодня вечером, – сказал он. – Будьте готовы.

Мы кивнули друг другу, и мысли вновь перемешались в моей голове.

Глава 25

Аллистир

Некроманты в тенях причудливых форм,

Ткут из мрака любовь и заклятья.

В сердце каждого – вечный шторм,

И когда пламя чувств начинается пылать,

Они забирают души любимых,

Унося их под темные своды.

На алтарь страсти кладут их живыми,

Где биение сердца – свобода.

Каждый вздох превращается в клятву,

В знак любви, что сильнее, чем тьма.

Лунный свет озаряет их злато,

И два мира – один навсегда.

Отрывок из стиха плохого таррванийского поэта

Гер’оц’тир. Подземный храм Кеола 945 год правления Астраэля Фуркаго

Холод проникал сквозь каждую трещину в каменных стенах, выдавливая из полутемной комнаты остатки тепла. Лишь мерцающий огонек свечи создавал иллюзию хоть какого-то уюта, освещая огненно-красные волосы Эйри, огненно-красные, как пламя жертвенного костра. Дрожащий свет рисовал на серой кладке огромные тени, мрачными танцами изломанных силуэтов подчеркивая безысходность, которая словно впиталась в каждый уголок этого места.

Помятая одежда Эйри пропиталась потом и грязью в ходе долгой, изнуряющей борьбы. Борьбы, которую никто не мог увидеть со стороны, будто сама жизнь застыла вместе с ней в нише между сном и реальностью. Мое сердце сжалось. Невыносимо видеть Эйри запертой в этом жестоком и холодном месте. Она лежала на грубом каменном полу, словно забытая поломанная игрушка. Сырость и зловоние, казалось, пронизывали все вокруг.

Эти стены кричали о боли, страдании и упущенных возможностях. Сколько здесь дано невыполненных обещаний? Сколько тепла, надежды и радости исчезло в бездушной тьме? Мне хотелось вырвать Эйри из этого кошмара, вернуть ее силу, ее огонь, ее жизнь.

–Вот как, значит, вы заботитесь о ней?– Я не позволил голосу дрогнуть, потому что видел перед собой тех, кто во всем этом виновен. Мое воображение уже разрывало их тела на части, разбирало по косточкам.– Немедленно улучшите условия! Пусть дитто проверяет свои способности на живом существе. Если прямо сейчас здесь не появится хотя бы чистая постель, вам придется испытать на себе мой гнев. Я достаточно ясно выражаюсь?

Моя угроза зависла в воздухе, словно топор палача. Эти трусы лишь молча обменялись взглядами – короткими, напряженными, наполненными страхом.