Либеллофобия - Н. Мар

Но ведь я не болталась.

— А ты видела, чтобы кого-то подвешивали?

— Нет, но все только об этом и говорят. Такие, как мы с тобой, с одним ошейником, здесь самые бесправные. Мы принадлежим домену. Конкретно — домену Кайнорта Бритца. Нами могут питаться все, кто пожелает. Приказывать — тоже. Гляди в оба! Доктор Изи напоминает им всем, чтобы не трогали мелких, а на деле… сама видишь.

От Язавы я узнала всё об ошейниках и браслетах. Здесь была целая рабская стратификация. Те, кто носил ошейник и браслет особого цвета, были чьими-то личными рабами. Частной собственностью. Донорами-ши. Или изредка — очень ценными специалистами. Только желание хозяина защитить, вылечить или накормить могло спасти личного раба. Хозяин обеспечивал ему «прожиточный минимум»: кров, одежду, столько-то граммов еды на килограмм веса, столько-то дней отдыха между сдачами крови и такой-то лимит на лечение. Сломал бедро — молись, чтоб само срослось, хромай после. Свернул шею — лежи, жди, пока не издохнешь сам. Даже за эвтаназию хозяин иной раз жался платить. По словам Язавы, ши жили плохо и недолго. Кроме того, решение взять раба на личное попечение чаще диктовалось не желанием помочь, а сексуальным желанием. Так, положение чьего-то ши было практически синонимом постельной игрушки.

— Поэтому ши Лимани такая злобная, — закончила Язава.

— Потому что Бритц заставляет её спать с ним?

Она рассмеялась недобро:

— Потому что нет.

— А кто такие — с браслетом, но без ошейника? — я вспомнила Ёрля.

— Наёмные. Это бывшие рабы. То есть получив свободу, ты можешь уйти, но обычно некуда, потому что насекомые сожгли твой дом… И ты остаёшься на прежнем месте: тебя больше не имеют права кусать без спроса, платят настоящими деньгами. Мало, даже символически. Но работодатель отчисляет налоги на твою страховку или обучение. Лично я здесь, кроме Ежа, наёмных не видела. Это должен быть кто-то исключительный.

Мы возвращались в темноте. На крыльце руки в боки стояла коренастая шчера, похожая на архивариуса, и загораживала проход.

— Угу, — вызывающе прищурилась она. — Так это ты, сучка, подвинула мою кровать?

— Прости, Лимани. Я представляла тебя иначе и думала, тебе позволено спать в ногах у хозяина.

Если быть честной до конца, я отрепетировала эту фразу по дороге. Язава предупредила, что кое-кто будет мне не рад.

Нападения не последовало, потому что за моим плечом стояла старшая смены. Лимани круто развернулась и залезла с ногами на свою койку. Шчера в дальнем углу испуганно тянула на себя одеяло и таращилась на нас огромными, как озёра, глазами. Молчаливая четвёртая соседка — с широкими плечами и добрыми чёрными глазами — хлебала вечерний биокисель. У неё была чистая шея без следов укусов и довольно здоровый, даже пухлый вид на нашем фоне. Она представилась: Тьель. Все взялись за миски, а моей нигде не было. Я не ела с раннего утра. Последний чай случился у Баушки Мац и казался далёким, как другая галактика. Ладно, я уже знала, что для меня и четверо суток — не предел. И просто забралась в постель.

— Ёж не занёс её в списки, — догадалась Тьель. Я не пошевелилась, но стало приятно, что кто-то побеспокоился.

— Лимани, пойдёшь мимо кухни, напомни о новенькой, — распорядилась Язава.

В ответ ни звука.

— Лимани, слышишь? Я сегодня болею.

— Если хозяин забыл покормить суку, она кладёт морду на лапы и ждёт следующего утра.

Это было туше. Близко над ухом звякнула миска, и меня осторожно толкнули в плечо:

— На-ка, — сказала старшая.

— Спасибо, не хочется есть, — соврала я.

— Не кобенься. Время сдавать кровь для Хокс, давай, давай, ешь. Нам тут обмороки не нужны.

— Сдавать для Хокс? Мы же не в её домене.

— Вчера кто-то из нашего домена покусал чужую, — полушёпотом объяснила шчера с глазищами. — С нас теперь оброк — по сто миллилитров с носа.

Мне помогли с кровью. Сдавались я, глазастая Йеанетта и пухлая Тьель. Всего-то один пакетик, а ноги ослабели. Все эти иглы, замеры пульса, пробирки и тампоны с антисептиком не вязались с тем рабством, о котором я читала в учебниках по древней истории. Цивилизованное неорабство выглядело странным: именно потому, что хозяева понимали, что в конечном счёте мы все здесь равны. И пытались устроить эксплуатацию людей по-человечески. Но ведь это невозможно сочетать, оттого выходило ещё уродливее, чем в дикие времена.

Лимани развалилась на койке и всем видом показывала, что она не с нами. Девочки перехватили мой взгляд:

— Ей не надо сдавать в общак, — объяснила Тьель. — Она ведь ши. Ну ничего. Завтра и ты передохнёшь.

— Почему?

— Завтра сдают в холодильники Бритца и двух его инженеров, а они с мелких не берут. А потом — неделя оброка с мужских бараков.

Той ночью я в одиночку расчесала двух бахаонов и свалилась. Ёрль Ёж нашёл меня спящей под тёплым боком золотого зверя и прогнал в дом, заручившись клятвой назавтра же закончить работу. Но я узнала кое-что интересное о контуре и портале. Контур состоял из мощных лучей гидроплазмы, а портал представлял собой раму светлого, почти белого металла. Могла поклясться, это и был гидриллий. По словам Язавы, когда к порталу приближался раб или солдат, их ошейник или комм излучали особые сигналы. Гидриллий в ответ активировался и останавливал лучи гидроплазмы в проёме портала. Я наблюдала, пока глаза не слиплись. Сигналы обитателей штабного контура открывали все порталы туда и обратно, а обитатели внешних контуров не могли попасть в штаб. Изящно и просто. Осталось только понять, что мне с этим делать и как сломать портал.

Глава 23

Прайд Сокрушителей

День начался с бунта. Маррада брала по одному кеду из каждой пары Кайнорта, раскручивала на шнурке и запускала в ряды бокалов на барной стойке трактира. Хозяин кед и трактира невозмутимо сидел за столом с Альдой и Берграем, будто разрушительная месть его не касалась. Он полагал, что силы Маррады иссякнут раньше, чем коллекция дизайнерской обуви.

— Эта дребедень пришла на все личные коммы, — Альда продемонстрировала свой, но надобности в этом не было: точно такой же баннер горел на коммах рой-маршала, капитана Инфера и даже