Лихо. Игла из серебра - Яна Лехчина

– Нестрашно. – Судя по голосу, Лале слегка улыбнулся. – Если что, я справлюсь.

Он отложил сбрую.

– В конце концов, мой отец был кузнецом.

У Ольжаны дыхание перехватило. Огонь ползёт по фитилю – вверх, вверх…

Она медленно распрямилась. Развернулась, не чувствуя похолодевших ног.

Юрген водил в котелке ложкой.

– О, – удивился он. – А я и не знал.

Ольжане казалось, что у неё сердце сейчас разорвётся. Она встретилась глазами с Лале – тот, напротив, держался совершенно расслабленно.

Да и Юрген тоже.

– Я думал, ваш отец был учёным человеком. – Юрген деловито постучал ложкой о котелок. – Но так даже полезнее.

– Безусловно, – мягко согласился Лале.

Насторожился бы Юрген, если бы почуял, что Лале тревожился и увиливал? Может быть. Но сейчас Юрген продолжил возиться с похлёбкой – как ни в чём бывало.

Ольжана бесшумно села у костра. Это вопрос времени, сказала она себе сокрушённо. Это всего лишь вопрос времени.

Да, в Вольных господарствах действительно много монахов. И у кого-то из них отцы – кузнецы. В одном этом не было ничего поразительного, но Ольжана всё равно не могла поверить, что у Юргена в мозгу ничего не щёлкнуло. «А сама-то? – спросила себя мысленно. – Кто ловил башильера на том, что тот рассказывал ей о чарах и даже не смотрел в книгу?» При этом она знала о дахмарзу, а вот Юрген – нет.

Ей ли не знать, как тяжело осознать всю невозможную правду. Даже если полно намёков. Даже если ты – недоверчивый человек.

Глупо, забавно и страшно. И если сначала Ольжана допускала мысль, что Юрген тоже поднаторел в притворстве и уже обо всём догадался, то потом поняла: нет. Юрген продолжил с Лале незамысловатую беседу про лошадей, хозяйство и дорогу.

«Он всё равно не дурак, – одёрнула себя Ольжана, – И скоро сложит два и два. Это сегодня он устал подозревать всех подряд и наконец-то поверил, что Чеслав мёртв. Но завтра…»

Хорошо, что ещё было не завтра.

Ольжана подтянула к себе колени и прижалась к ним гудящим лбом.

Может, она смогла бы провернуть за спиной Лале ещё что-нибудь, но это точно был бы провал – хуже не придумаешь. И тогда Ольжана решила действовать прямо. Правда, время она всё равно выбрала с особым расчётом: когда Юрген ещё досматривал последний сон, а сам Лале оказывался наиболее уязвим.

Она застала Лале у реки, заканчивающим умывание, – обнажённым по пояс, облитым утренней ледяной водой. И конечно, она сделала вид, что запыхалась, – мол, так хотела поговорить, что не сдержалась, а не поджидала на поляне.

– Простите. – Она стыдливо отвела глаза. – Нам надо поговорить.

Никто из них раньше не беспокоил другого во время умывания, но Ольжана решила, что может позволит себе такую грубость.

Лале наморщил лоб.

– Ни свет ни заря. Чего вам не спится? – И понизил голос. – Ещё один побег?

Очень смешно. Но Ольжана решила, что с её языка сейчас не сорвётся ни единой дерзости – напротив, она будет по-овечьи кротка. Мельком подумала: что, если бы она правда попыталась сбежать, пока Лале умывался? Он ведь наверняка это предусмотрел. Или бы просто начал колдовать, не таясь от Юргена?..

– Пожалуйста, давайте поговорим. – Ольжана схватила его за руку.

До этого она ещё ни разу не видела Лале без сутаны или рубахи. И первое, на что она обратила внимание: башильерское клеймо, меч и олива, на правой стороне груди. Значит, его правда посвятили в башильеры, – но как давно это случилось? Был ли Лале уже тогда дахмарзу?

Шрамы пересекали и тело – перечерчивали бок и живот слева, убегали на спину, а на груди местами терялись в чёрных волосках.

– Дайте мне хотя бы одеться, – буркнул Лале, но Ольжана чуть не плача ответила, что дорого каждое мгновение.

– Пожалуйста… – Она указала глазами в сторону кибитки, где спал Юрген. Продолжила также взволнованно и тихо: – У него ужасно чуткий сон, а я не хочу, чтобы он знал…

– Да ну? – Лале криво усмехнулся. – Хотите, конечно, просто сами не можете ему сказать.

Он высвободился из её хватки. Подхватил нижнюю рубаху, натянул на себя.

Ладно, глупо было думать, что он расплавится, стоит только застать его врасплох.

– Я вас слушаю.

Ольжана пожевала губу.

– Пожалуйста, – сказала она, – придумайте что-нибудь, чтобы он уехал. Я бы подделала колдовское письмо из Тержвице, но я такого не умею, а вы ведь умный человек…

– Смею надеяться, – перебил Лале, – достаточно умный, чтобы не вестись на подобную лесть. Чего вы хотите?

В растянутом вороте рубахи всё ещё виднелся кусочек его клейма.

Ольжана тяжело вздохнула. Ладно: значит, лучше быть откровенной.

– Я хочу, – проговорила тихо, но чётко, – чтобы Юрген был жив.

Вокруг рта закололо. До чего же чувствительна стала клятва!..

Лале жестом велел ей приблизиться и шепнул почти на ухо – как тогда, сто лет назад, у красивого фонтана в Тачерате; когда у Ольжаны ещё щекотало в животе от тепла его дыхания.

– А по-вашему, – спросил, – я только и жду, чтобы его извести? – Чуть отдалился. – Не бойтесь. Я его не убью.

– Есть вещи хуже смерти, – заметила Ольжана. – Вам ли не знать.

Лале задумчиво погладил щетину на горле.

– Объяснитесь.

Ольжана опасливо огляделась.

– Захочет ли мститель, – проговорила она шёпотом, – изуродовать то, в чём его обидчик души не чает? – (Иными словами: «Захочешь ли ты отыграться на Юргене?»)

У Лале дрогнул уголок рта.

– А по-вашему, я могу?

Ольжана покачала головой. Не знаю, мол, но вслух сказала:

– Надеюсь, что нет.

Лале положил ей ладонь на локоть, притянул к себе ближе, – но не от нежности или страсти, а чтобы процедить ещё тише:

– Ну так надейтесь. – Нахмурился. – Ведите себя благоразумно, и никто не пострадает.

Ольжана приподняла брови. Ах этот тон…

– Что я слышу? – поразилась она. – Кажется, вы обижены?

Лале пожал губы.

– Что?

– Вас обидел мой побег. – Ольжана едва удержалась, чтобы не расхохотаться, хотя ей было совсем невесело. – Я ждала, что вы разозлитесь. Да, я бы поняла вашу ярость, но обиду?..

Она покачала головой.

– Вы… – Знакомое покалывание от клятвы. – Человек, который стал мне дорог, лгал мне на протяжении нескольких месяцев. Он крутил мной как хотел. – (Мысленно добавила: «И постоянно подвергал меня опасности»). – А сейчас он обижен на меня? Может быть, он чувствует себя преданным, хотя ему отплатили даже не половиной его же монеты?

– Глупости. – Лицо Лале снова стало непроницаемым. – Вы имеете право делать что пожелаете. А я