Безумный барон - Виктор Гросов

— Господа бароны! Союзники! — мой голос гулко разнесся по залу. — Сегодня мы собрались здесь как братья по оружию! Мы сделали то, чего от нас никто не ожидал. Мы показали этим паукам Орловым, что свободные люди севера не будут терпеть их диктат!

По залу пронесся одобрительный гул.

— Они думали, что мы, как овцы, будем покорно ждать, пока они придут и перережут нам глотки. Но они ошиблись! Мы покажем им наши зубы! Я предлагаю выпить за наш союз! И за нашу будущую победу!

Я поднял кубок. Восторженный рев потряс стены таверны. Они вскочили со своих мест, поднимая кубки, их глаза горели. Они были готовы идти за мной хоть в пасть к дракону.

И в этот самый момент, на пике нашего триумфа, двери зала с грохотом распахнулись.

В зал, расталкивая опешившую стражу, ворвался запыхавшийся дозорный. А за ним, чеканя шаг, вошли трое. Один — в сине-золотом облачении имперского глашатая.

Гвардия Инквизиции.

Все разговоры мгновенно смолкли. Рев сменился мертвой, звенящей тишиной. Кубки застыли в поднятых руках. Все взгляды были прикованы к незваным гостям.

Глашатай вышел вперед. В его руке был тяжелый свиток с большой имперской печатью. Он развернул его с сухим, трескучим шорохом, который прозвучал в тишине, как выстрел.

— Именем Его Императорского Величества… — его голос был холодным, безжизненным, лишенным каких-либо эмоций. — Заслушав прошения и свидетельства о волнениях и беззаконии, творящихся в северных землях, Двор постановляет.

Он сделал паузу, обводя застывшие лица тяжелым взглядом.

— Барон Михаил Рокотов из Рода Рокотовых официально обвиняется в вероломном убийстве главы Рода Шуйских, барона Алексея, в развязывании войны и нарушении имперского мира, а также в практиковании темной и запрещенной магии, угрожающей благополучию и душам подданных Его Величества.

Елисей тихо ахнул и попятился. Лица моих новых союзников вытянулись.

— Посему, — продолжал глашатай, — для свершения высшего и беспристрастного правосудия, в земли Рода Рокотовых направляется Его Преосвященство, Верховный Имперский Инквизитор Валериус, по прозвищу «Безмолвный Судья». Его прибытие ожидается ровно через две недели от сего дня. До вынесения окончательного вердикта барону Михаилу Рокотову запрещается покидать пределы своих владений под страхом немедленного объявления вне закона и врагом Империи. Да свершится правосудие!

Он свернул свиток.

Как этот глашатай меня нашел на землях Шуйских?

Я посмотрел на лица своих союзников. Их триумф сменился ужасом. В их глазах я был уже не героем. Я был прокаженным. Государственным преступником. Еретиком. Вся моя хрупкая коалиция разбилась в один миг.

Капкан захлопнулся.

Глава 18

В нескольких верстах от столицы, в стенах древнего монастыря находилась временная резиденция Верховного Имперского Инквизитора. Его келья не знала ни ковров, ни гобеленов, ни мягких кресел — лишь голый камень, источавший вечную промозглую сырость, грубо сколоченный стол да жесткая лежанка, покрытая вытертой конской попоной. Узкое, похожее на бойницу окно под самым потолком скупо цедило серый свет, который тонул в углах кельи.

Верховный Инквизитор Валериус поднял голову от разложенных на столе пергаментов. Его движение было медленным, лишенным суеты, это было движение человека, чьи мысли и действия подчинены непоколебимому ритму. Он был иссушен, словно пустынный ветер выдул из его тела все лишнее, оставив лишь кожу, кости и стальные сухожилия. На желтом лице, под сеткой тонких морщин, выделялись только глубоко посаженные глаза. Они горели холодным огнем абсолютной, непоколебимой веры. Для Валериуса не существовало оттенков серого — лишь ослепительная белизна божественного порядка и смоляная чернота ереси, лишь чистота Империи и гниль, разъедающая ее изнутри. Он не судил, он ставил диагноз. И почему-то всегда один и тот же: пораженную ткань следовало иссечь. Безжалостно. Окончательно. Он искренне считал себя лекарем, скальпелем в твердой руке Императора и в деснице самого Единого.

Перед ним лежали донесения. Плотный, пахнущий дорожной пылью и сургучом отчет графа Вяземского соседствовал с более тонкими, анонимными листками, доставленными лазутчиками. Валериус не сомневался в их подлинности — его информаторы редко ошибались. Он перебирал документы длинными пальцами, и обрывочные сведения, слухи и факты складывались в его сознании в единую, безупречно логичную и оттого еще более чудовищную картину болезни.

В глухой северной провинции, на задворках цивилизованного мира, появился гнойник. Молодой барон вдруг проявил себя с необъяснимой, противоестественной силой. Начинающий гнить Род, чьи магические способности едва позволяли заговаривать зубную боль, вдруг обрушил на соседа мощь, сопоставимую с умениями выпускников столичной Академии.

Валериус пробежал глазами строки допроса одного из выживших воинов Волконского. Тот, трясясь от ужаса, лепетал о «жалящем рое, исчадиях бездны, что высасывали жизнь», о «тенях, обретших плоть и преследовавших его товарищей». Простой солдат мог принять за чудо уловку, но для Инквизитора это были симптомы. Отчетливые признаки применения запретной магии — демонологии или, что еще хуже, некромантии, играющей с самой тканью жизни и смерти.

Далее. Возрождение проклятого артефакта. Фамильный меч Рокотовых, веками лежавший в склепе как памятник былому позору и упадку, вдруг воссиял. Магическое эхо этого события, по донесениям церковных наблюдателей, было подобно крику в тишине — мощное, чистое, но совершенно чуждое гармонии мира. Воскрешать проклятое — значит идти против воли Единого, значит, черпать силу из запретного источника.

И, наконец, логичный итог этого пути во тьму. Хладнокровное, вероломное убийство главы союзного Рода. Барон Шуйский, оплот порядка в тех землях, был устранен. И этот акт, отбросивший провинцию на грань полномасштабной войны, был закономерным проявлением хаоса, который всегда следует за ересью. Чернокнижник Рокотов, опьяненный своей новой силой, начал пожирать мир вокруг себя, сея смерть и раздор.

Политика? Интриги Орловых, о которых намекал в своем отчете осторожный Вяземский? Это все пена, рябь на воде. Валериус смотрел глубже, в самую суть. Он видел борьбу Порядка и Хаоса. И этот барон Рокотов был опухолью. Метастазом, который, если его не вырезать немедленно, даст новые ростки по всему телу Империи.

Валериус отодвинул от себя пергаменты. Решение было принято. В уголках его тонких губ залегло подобие удовлетворения. Это не будет карательная экспедиция, устроенная по прихоти обиженных лордов. Акт очищения.

Он поднялся и подошел к маленькому алтарю в углу кельи, где стоял единственный символ его веры — простой железный меч, пронзающий весы. Он коснулся холодного металла.

— Воля твоя свершится, — прошептал он, обращаясь не то к своему богу, не то к своему Императору.

Он, Валериус, станет этой волей. Он еще не знал, и не мог знать, что