Военкор 2 - Михаил Дорин

— Что ты творишь, подполковник? — процедил он сквозь зубы.

— Заткнись, майор! Иначе будешь следующий! — рявкнул Дорохин. — Оружие вниз!

Я медленно опустил автомат на землю, глядя на Лапшина, который мучительно пытался подняться, хватаясь за рану.

— Автомат опусти. Тебе всё равно не уйти через оцепление. Везде наши войска.

— Не лезь, военкор, не твоё дело, — холодно ответил Дорохин. — Думали, самые умные, да? Всё у вас под контролем? Ни черта вы не понимаете. А проходы я знаю.

Я видел в его глазах безумный блеск, смешанный со страхом и отчаянием. Ситуация зашла слишком далеко. Теперь мы стояли под прицелом своего же офицера.

И я уже видел, как его палец лёг на спуск.

Глава 20

Выстрел разорвал воздух у меня над ухом. Я мгновенно рухнул за камни, падая и перекатываясь в сторону. Тело действовало само, на рефлексах. Глебов прыгнул в другую сторону и попытался поднять автомат, но Дорохин уже стрелял снова, коротко и точно.

— Чёрт! Радиостанция! — выкрикнул Глебов, глядя на осколки разбитого аппарата. — Лёха, мы без связи!

Вот именно, что чёрт с ней с радиостанцией… Я вжался щекой в нагретый солнцем и всё ещё тёплый валун, подавливая волнение.

— Лапшин! Живой? — крикнул я, пытаясь рассмотреть, что с бойцом, лежавшим в двух десятках шагов впереди.

— Жив… — простонал он, сжимая руками кровоточащий бок. — Но долго походу не протяну…

— Держись, сейчас разберёмся! — рявкнул Глебов, укрываясь за соседним камнем. — Лёха, прикрой!

Я поднял автомат и осторожно высунулся из укрытия.

Дорохин был в метрах десяти впереди, отстреливался и быстро отступая. Он стрелял короткими сериями, уходя от ущелья в сторону кишлака. Наверняка не преувеличивал гадёныш, когда говорил, что знает тропы.

С него окончательно слетела маска порядочного советского офицера. Он снова открыл огонь, заставляя меня вжаться в камень. Пули хлёстко выбивали пыль с земли и крошили камни.

Не хочет по-хорошему… я дал короткую очередь вверх, вынуждая Дорохина прекратить огонь. Но он быстро ушёл в сторону и за ближайший дувал в кишлаке.

— Спрятался гадёныш! — крикнул Глебов. — Надо его взять живым. Без него всё насмарку.

Что именно такого ценного в этом подполковнике, мне было неясно. Но просто так за живым предателем целого майора не пошлют.

— Ты слева, я справа. Лапшин, лежи тихо и жди нас!

Боец поднял руку, показывая большой палец и вытаскивая индивидуальную аптечку.

Мы с Глебовым рванули вперёд к кишлаку. Я прижался спиной к глинобитной стене, ощущая под ладонью шершавую поверхность. Осторожно выглянул за угол. Дувал, за которым засел Дорохин на расстоянии вытянутой руки.

Уйти назад он не сможет — там уже засел Глебов. А через меня он не попрёт.

Но с такого близкого расстояния можно было легко вести огонь и удерживать нас, не давая даже поднять головы. Естественно до тех пор, пока у Дорохина хватит боекомплекта.

По сути, подполковник загнал себя в ловушку. Отчаяние? Вряд ли. Дорохин не был похож на человека, который сначала делает, а потом думает. Нет, наверняка он понимал, что делает.

— Вижу его! — крикнул Глебов из-за угла соседнего дома.

Мелькнула мысль, что в кишлаке может оказаться тоннель, через который Дорохин выберется из ловушки. Пожалуй это был его единственный шанс. Поэтому следовало не допустить, чтобы он ускользнул.

В следующую секунду майор выстрелил несколько раз по дувалу. Я тут же рванул к ограждению, перепрыгивая через каменные валуны. Прорвавшись вовнутрь, я перекатился по земле и прижался к стене.

Внутри двора повсюду лежали разбросанные вещи. Люди в спешке покидали своё жилище понимая, что здесь больше нельзя оставаться.

— Коля, тебе не уйти. В Пакистан собрался или до Ирана сможешь добежать? — кричал Глебов Дорохину.

— А я попробую.

И, судя по тому что подполковник отстреливался, он это сделать попытается. Подняв автомат, я медленно двинулся на звук выстрелов. Но подкрасться незамеченным не вышло. Раздался выстрел, и пуля засела в стену рядом со мной.

— Не будь таким уверенным, Алёша! — раздался его холодный голос. — У меня ещё достаточно патронов, чтобы уложить вас обоих!

Вновь начал стрелять Глебов, отвлекая на себя внимание подполковника.

— Ты загнан в угол! — выкрикнул Сергей Павлович, поднимаясь и вскидывая автомат. — Лучше сдавайся, а потом разберёмся!

Ответом было несколько выстрелов Дорохина, заставивших меня снова укрыться за стеной. Глебов снова дал очередь, а я сменил позицию, подбираясь к Дорохину ближе.

— Я не собираюсь под трибунал! — громко сказал подполковник.

Удивительно, но в его голосе не было и намёка на истерику.

Через пару шагов я оказался совсем рядом с местом, где засел Николай Васильевич. Вариантов теперь было два. Первый — подорвать предателя гранатой, но тогда он отсюда отправится прямиком на тот свет. Второй — попытаться взять его живым. И это вариант более рискованный.

В этот момент с другой стороны дувала снова прогремела очередь Глебова, и я воспользовался этим, выскочив в проход между камнями.

Дорохин сидел у стены, глядя в сторону позиции Глебова и пытаясь найти угол для ответного огня. Увидев меня, он вскинул автомат, но я его тут же выбил.

— Сиди! — громко сказал я.

Глебов в этот момент уже кричал, мне что выходит из укрытия.

— Давай без глупостей, Коль, — тихо сказал Глебов, подбежав к нам.

Подполковник переводил взгляд с меня на Сергея Павловича, понимая, что отступать некуда. Его лицо исказила довольная ухмылка.

— Ну и? Что дальше, Серёжа? — прошептал Дорохин, поднимаясь на ноги. — Меня не так просто будет доставить…

Договорить он не успел, поскольку Глебов мощно вмазал ему по лицу кулаком. Да так, что Дорохин отскочил назад и ударился в стену дувала.

— А мы попробуем, — рявкнул Глебов.

Дорохин ещё секунду приходил в себя, а потом с ненавистью посмотрел на нас.

— Ну так что дальше? Ещё раз меня ударишь? А может начнёшь прям тут допрашивать? Не успеешь. Авиация скоро тут всё накроет, — хрипло произнёс Николай Васильевич, тяжело дыша.

— А дальше, гражданин Дорохин, тебя ждёт суд, — ответил Глебов, подходя и резко выкручивая руки Дорохина за спину. — Справедливый суд.

Я подобрал автомат Дорохина и посмотрел в его глаза. В них не было отчаяния, а просто пустота человека, осознающего, что проиграл.