Присяга фортуны - К. Дж. Саттон

– Я же должен чувствовать каждый рубец, – пробормотал он.

Я растерянно нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду?

Коллиф встряхнулся. Он возобновил движения, став еще более нежным.

– Во время пика эмоций связь более… сильная, – объяснил он. – Именно так мне удалось забрать твой голос. Мы можем чувствовать друг друга, но в обстоятельствах вроде трибунала это переходит и на физический уровень.

Не знала, что сказать. Вспомнилось, как Коллиф стискивал подлокотники кресла. Как побелели его пальцы. В ту ночь мне казалось, что это привычка или свидетельство восторга. Но если нет? Если голос в голове Коллифа кричал, умоляя что-то сделать?

Я начинала понимать короля фейри. Он не был злым, жестоким или эгоистичным. Он двигался к своей цели, и ничто в мире не могло сбить его с пути. Но слишком часто те, у кого есть цель, теряют себя. Размывается грань между добром и злом. Король не отступился, даже когда это означало смотреть, как его супругу избивают кнутом до полусмерти. Я не могла его за это осуждать. Ведь я готова была перейти любые границы, чтобы спасти Деймона.

Если потребуется пожертвовать Коллифом или собой, или кем-то еще, я, вероятно, так и сделаю. В этом у нас с Коллифом что-то общее. Осознавать это неприятно, поэтому решила сменить тему.

– Откуда ты так много знаешь о связи? – громко спросила я.

Слабая улыбка тронула губы Коллифа. Его глаза подернулись дымкой воспоминаний. Но он не прекратил оглаживать мыльной губкой мои плечи, грудь и руки.

– В детстве я засыпал мать вопросами. Меня завораживала мысль, что лучший друг и возлюбленный могут соединиться в одном существе. Мне не терпелось найти ее, – добавил он.

Мы снова ступили на тонкий лед. Возлюбленные. Те, кем мы не являемся, но о ком оба думаем. Обстановка лишь усугубляла ситуацию. Потрескивание огня, мерцающие огоньки и тени, плеск воды. И снова мы с Коллифом смотрели друг другу в глаза.

«Мне нравится, что он видит мое настоящее лицо», – внезапно подумала я.

Хотелось отвести взгляд, но что-то во мне этому сопротивлялось. Мы продолжали глядеть друг на друга, и я почувствовала, как мои соски твердеют. Коллиф опустил взгляд, заметив это. Он неторопливо опустил руку в воду, выпустил губку и провел пальцами до точки, с которой начал. Вдоль моей ключицы. По всей длине шеи.

Ощущение такое, будто кто-то водил перышком по коже. Бессмысленно отрицать – я хотела его. Шрамы, оставленные его Двором, останутся со мной до конца жизни, но я все же умирала от желания. Я не сопротивлялась, и его пальцы опустились ниже, очерчивая полукружье моей груди. Большой палец медленными кругами оглаживал сосок. По коже побежали мурашки.

Давая мне шанс передумать, Коллиф опустил голову и прижался губами к моей шее. Ощутив на ней его язык, я сжалась и задрожала, закусив губу, чтобы удержать вздох. Он продолжал целовать и посасывать кожу, а его рука скользнула по моему животу в мыльную воду.

Я издала стон.

Его прикосновение было… осторожным. Благоговейным. Я откинула голову на край лохани и, не удержавшись, задвигалась вдоль его руки. Коллиф не стал вводить в меня пальцы, как я того ожидала. Они остались снаружи, осторожно, а затем все быстрее скользя по моему телу. Я выгнулась, беспомощная перед накатывающими ощущениями. Коллиф знал, что делать. Вода плеснула на пол.

Я кончила за несколько секунд, оказавшись на пике оглушительного, всепоглощающего удовольствия.

Время, казалось, замедлилось. Потяжелело. Открыла глаза, и лицо Коллифа постепенно обрело резкость, будто настроила объектив фотоаппарата. Его глаза сияли. Он встал, и я заметила красноречивую выпуклость на его джинсах. «Хочу», – прошептала часть меня. Я села удобнее, готовая сказать нечто опасное, глупое и не похожее на меня: «Не останавливайся».

– Как бы мне ни хотелось остаться и продолжить восхищаться тобой, я уйду, чтобы ты оделась, – с трудом проговорил Коллиф. Он откашлялся. «Значит, он к тебе неравнодушен», – заметил внутренний голос. Господи, как же здесь жарко. Мне необходимо выбраться из воды. – Тебе принесут еду – здесь тебе не так часто удается поесть.

У меня ушло время, чтобы понять, что именно он говорит. Я поняла, что он действительно уходит. «Стой, ты серьезно?» – чуть не выкрикнула я. Коллиф кивнул на прощание, с легкой полуулыбкой, какой никогда у него прежде не видела, и его поглотила тьма.

Прошло несколько минут, и мое сердцебиение вернулось в норму. Я принялась обвинять себя. Получается, ничем не отличаюсь от женщин, вешающихся фейри на шею. Фанатки. Глупые. Без тормозов. Коллифу и стараться не пришлось, черт возьми. Одно прикосновение, и я поплыла. Он знал, что буду себя так чувствовать? Поэтому так быстро ушел?

Продолжая проклинать себя, я выбралась из ванны. Холодный воздух отрезвлял, словно пощечина. Вытершись насухо, оделась в принесенную женщинами одежду и перевела взгляд на огромную, манящую кровать. После оргазма меня тянуло в сон, но засыпать не хотелось. Оливер слишком хорошо меня знал – один взгляд, и он спросит, что случилось. Но к этому разговору я не готова. Позже расскажу ему, что Коллиф делал со мной в ванне. Об этом горячем, неторопливом, восхитительном эпизоде.

«Соберись, Фортуна».

Я сглотнула и постаралась собраться с мыслями, перестав думать о Коллифе. Ладно, значит, решено: никакого сна.

Я издала протяжный вздох, подняла книгу и вернулась к чтению.

В зале было тихо.

Даже звук, с которым я жевала пластинку обнаруженной на дне рюкзака жвачки, казался приглушенным. Из чувства противоречия я начала громко чавкать.

Я стояла у трона. В полном одиночестве. Я уже убила чудовище. И во взгляде, с которым смотрела на Коллифа, больше не было ожидания. Он мне не поможет. Не вмешается, если что-то пойдет не так. Он не союзник, а подстилка Двора.

Не знала, когда это случилось – может, во время долгого шествия к тронному залу, или когда взглянула на Джассина и Деймона, или в тот момент, когда подняла взгляд на Коллифа и увидела его отстраненное лицо, – но мой страх превратился в злость. Я была в ярости. Эти существа сломили дух моего брата, пытались сломить меня, и бог знает сколько времени держали Левиафана на цепи. Я должна положить конец их тирании.

Что, по-видимому, делало нас с Коллифом союзниками.

Язык почти провел ритуал. Мою ладонь украшал свежий порез, и я сжала руку в кулак. Вступление заканчивалось, и музыкальная речь струилась вокруг меня, будто волны. В этом не могло быть ничего прекрасного