Между мирами: Хроники забытого мага - Митя Воронин

Через час в зале заседаний собирается Совет. Семь магистров, включая Селену. Высокие своды зала отбрасывают тени на стены, свечи в канделябрах мерцают, создавая причудливую игру света и тьмы. Стол из темного дерева, отполированный до блеска поколениями магистров, отражает пламя, словно застывшее озеро. Все магистры выглядят озабоченными и взволнованными — это видно по напряженным лицам, по нервным движениям рук, по тому, как они избегают смотреть друг другу в глаза, словно боясь увидеть в них отражение собственных страхов.

Селена сидит напротив меня, ее спина прямая, плечи расправлены. На ней простое темное платье, без украшений, без знаков отличия. Она всегда предпочитала скромность показной роскоши. Ее лицо бледное, под глазами темные круги — бессонная ночь, как и у меня. Но глаза горят, в них читается готовность к борьбе. Она уже знает, зачем мы здесь собрались. Она всегда знает.

— Благодарю за то, что пришли так быстро, — начинаю я, поднимаясь. — У нас критическая ситуация. Внутри Академии действует тайная организация, распространяющая древние запрещенные знания. Это не учебный кружок и не студенческое общество по интересам. Это структурированная группа, целенаправленно подрывающая основы нашей системы магии.

Кладу отчет Кайрана на стол. Бумага скользит по полированной поверхности. Магистры по очереди читают его, передавая из рук в руки, их лица темнеют с каждой прочитанной строкой. Магистр Ородин, пожилой маг с седой бородой, которую он привык теребить в моменты раздумий, хмурится всё сильнее, морщины на его лбу углубляются. Магистр Лоренс, самый молодой из нас, бледнеет, его пальцы сжимают край бумаги так, что костяшки белеют. Даже Карвен, обычно невозмутимый, сжимает губы в тонкую линию.

— Это катастрофа, — говорит магистр Ородин, медленно опуская отчет на стол. Его голос дрожит — от возраста или от волнения, трудно сказать. — Если эти студенты начнут использовать древнюю магию без понимания последствий, без должной подготовки и контроля, мы рискуем повторить Катастрофу. Возможно, даже в худшем варианте. Тогда хотя бы были маги, которые понимали, что делают. А сейчас… это слепые, ведущие слепых.

— Именно так, — киваю я. — Поэтому нужно действовать немедленно и решительно. Каждый день промедления дает им время укрепиться, обучить новых сторонников, распространить свои идеи дальше.

Селена встает со своего места резким движением. Стул с шумом откатывается назад, ударяясь о каменный пол. Она кладет руки на стол, наклоняясь вперед, ее взгляд встречается с моим — прямой, жесткий, полный непримиримости. Между нами словно проскакивает искра, электрическая, заряженная годами разногласий и сдерживаемых споров.

— Тенераус, мы не можем арестовать пятнадцать студентов без доказательств, — возражает она, и каждое слово звучит четко. — Это только отчет от одного информатора. Одного. Мальчика, который, при всём уважении к памяти его отца, может ошибаться. Или преувеличивать. Или действовать из личных мотивов. Нужно провести расследование, выяснить факты, собрать подтверждения. Мы не можем основывать столь серьезные обвинения на одном источнике.

— У нас нет времени на долгое расследование, — отрезаю я, и слышу, как голос становится жестче. — Каждый день они обучают новых студентов. Каждый день древние техники распространяются дальше. Болезнь растет, захватывает всё новые умы. Мы не можем позволить ей распространиться за пределы Академии.

— Болезнь? — повторяет Селена, и в ее голосе звучит нечто между недоверием и горечью. Она выпрямляется, скрещивает руки на груди. — Ты называешь студентов, ищущих правду, ищущих альтернативу системе, которая медленно убивает их, болезнью? Ты слышишь себя, Тенераус? Ты слышишь, во что превратился?

— Я называю так опасное невежество, — говорю я твердо, выдерживая ее взгляд, не отводя глаз. Напряжение между нами почти осязаемое, плотное, как туман. — Эти студенты не понимают, чем рискуют. Они не видели того, что видел я. Не читали записей, не изучали свидетельства. Древняя магия требует абсолютного баланса. Совершенного понимания всех взаимосвязей, всех тонкостей. Малейшая ошибка, один неверный расчет, одно мгновение невнимательности — и последствия будут катастрофическими. Необратимыми.

Я делаю паузу, собирая мысли, затем продолжаю, чувствуя, как внутри поднимается волна воспоминаний, болезненных и ярких:

— Мой отец оставил записи о Катастрофе. Детальные, подробные записи, каждая страница которых пропитана болью и ужасом. Я читал их. Много раз. Целые города превратились в пепел за считанные минуты. Не часы, не дни — минуты. Я не могу позволить этому повториться. Не могу. Даже если для этого придется… — Я замолкаю, не договаривая.

Воцаряется тяжелое молчание. Никто не двигается, не говорит. Магистры переглядываются между собой, избегая смотреть на меня или на Селену.

— Что ты предлагаешь? — спрашивает магистр Лоренс, самый молодой из нас. Ему тридцать пять, он вступил в Совет всего три года назад. Его голос неуверенный, в нем слышится желание найти правильный ответ, понять, на чьей стороне истина. Он смотрит то на меня, то на Селену, словно надеясь, что кто-то из нас предложит решение, которое устроит всех.

— Провести облаву, — отвечаю я. — Арестовать всех членов тайного общества одновременно, не давая им времени предупредить друг друга или скрыться. Допросить их и выяснить, кто еще вовлечен, какова полная структура организации, кто финансирует, кто поддерживает извне. Затем публичный суд, открытый, чтобы все видели справедливость процесса. И казнь лидеров, чтобы показать другим последствия ереси, чтобы продемонстрировать, что Совет не позволит подрывать основы безопасности.

Последние слова звучат жестко, я сам слышу это. Но иначе нельзя. Мягкость сейчас будет воспринята как слабость.

— Казнь студентов? — Селена смотрит на меня с ужасом, который она даже не пытается скрыть. Ее лицо бледнеет еще сильнее, губы дрожат. — Ты не можешь этого сделать, Тенераус. Ты не можешь. Они дети, заблудшие, сбитые с пути ложными обещаниями и красивыми словами, но не преступники! Им по восемнадцать, по двадцать лет! У них вся жизнь впереди! Их можно перевоспитать, направить, показать правильный путь!

— Они угроза для всего мира, — говорю я. — И я сделаю все необходимое, чтобы защитить людей. Абсолютно всё. Даже если это означает жесткие меры. Даже если это означает, что меня будут проклинать. История судит по результатам, Селена, не по намерениям. И я готов принять это бремя.

Селена встает так резко, что ее стул падает назад с грохотом, который отзывается от каменных стен, многократно усиливаясь. Ее лицо побелело от гнева, от отчаяния, от осознания того, что она проиграла эту битву еще до ее начала. Руки сжаты в кулаки, костяшки белеют. Я вижу, как дрожат ее плечи, как она пытается сдержать слова, которые рвутся наружу.

— Тогда я