Между мирами: Хроники забытого мага - Митя Воронин

Знакомые камеры. Слишком знакомые. Холодный серый камень, покрытый слизью и плесенью. Влажность оседает на коже липкой плёнкой. Запах плесени забивает нос, смешиваясь с застарелым запахом мочи и страха. Меня уже держали здесь неделю назад, до побега. Те же самые камни, тот же холод, те же решётки.

тражники открывают дверь камеры с лязгом ржавых петель и толкают меня внутрь. Не успеваю среагировать, не успеваю выставить руки. Падаю на холодный пол всем телом. Боль взрывается в коленях и ладонях. Дверь захлопывается с металлическим лязгом за спиной, звук отдаётся эхом по коридору. Тяжелый замок щелкает с пугающей окончательностью.

Одна. В темноте. Снова. Опять. Круг замкнулся.

Сижу в камере, прислонившись спиной к сырой стене. Считаю камни, пытаясь отвлечься. Сто двадцать три. Нет, сбилась. Начинаю снова, водя взглядом по швам кладки. Сто двадцать семь? Считаю ещё раз, и пальцы сами собой стучат по полу в такт. Отвлекает от страха, который сидит комом в горле и не даёт дышать полной грудью.

Вспоминаю отца. Он сидел в этой же камере двадцать лет назад. Возможно, в этой самой. Перед казнью. Интересно, о чём он думал тогда? О матери? Обо мне, крохотной девочке, которая едва начала ходить? О своих идеях, которые привели его сюда? Сожалел ли он?

Думаю об Александре. Он умный. Слишком умный, чтобы пойти за мной в очевидную ловушку. Поймёт, что это подстава. Логика подсказывает ему держаться подальше, сохранить остальных, продолжить дело. Разум всегда был его сильной стороной. Но часть меня — слабая, эгоистичная, отчаянная часть — хочет, чтобы пришёл. Несмотря на опасность. Несмотря на безумие этой идеи. Хочет услышать его голос, увидеть его лицо, почувствовать, что она не одна в этой тьме.

Это слабость. Знаю. Понимаю. Но ничего не могу с этим поделать.

Воспоминание всплывает само, яркое и болезненное: лес, костёр, мы вдвоём под звёздным небом. Он учит меня контролю над магией воды, терпеливо объясняя в сотый раз. Его руки направляют мои движения — тепло его ладоней на моих запястьях. Тепло его тела рядом, когда мы сидим плечом к плечу. Смех в его глазах, когда у меня наконец получается. Тот редкий смех, который освещает всё его лицо.

Качаю головой резко, прогоняя видения. Не время для этого. Не время для сентиментальности и слабости.

Дверь открывается без предупреждения. Тенераус входит, и его присутствие заполняет маленькую камеру. Факел в коридоре бросает на стены прыгающие тени.

Он смотрит на меня молча несколько долгих секунд, изучая, оценивая. Потом садится на скамью напротив, движения размеренные, неторопливые. У него есть всё время в мире. А у меня его нет.

— Элиана Лунная, — начинает он спокойно, голос мягкий и почти дружелюбный. — Мы снова встречаемся. При не самых приятных обстоятельствах, надо признать.

Не отвечаю. Смотрю на него с ненавистью, не пытаясь скрыть её. Пусть видит. Пусть знает.

— Твой отец был упрямым человеком, — продолжает Тенераус, и в его тоне звучит нечто похожее на уважение. — Отказывался признавать свою вину даже на эшафоте, даже когда петля уже была на шее. Ты очень похожа на него. Та же гордость, то же упрямство. Те же глаза, полные огня и ненависти.

— Мой отец был героем, — говорю я тихо, но твердо, вкладывая в слова всю убеждённость. — Он пытался спасти людей от медленной смерти, которую вы им готовите. А ты убил его за это. За правду.

— Я казнил опасного фанатика, — возражает Тенераус без тени сомнения. — Который готов был разрушить всю систему, обречь на хаос тысячи жизней ради своих иллюзий о древней магии. Ради призраков прошлого.

— Это не иллюзии! — повышаю голос, не сдерживаясь больше. Слова вырываются потоком. — Древняя магия реальна и безопасна! Я видела ее своими глазами! Чувствовала её силу! Александр показал мне, научил, доказал!

— Ах да, Александр, — усмехается Тенераус, и улыбка на его лице неприятная, знающая. — Твой сообщник. Ученик Морвена. Носитель запретного знания. Где он сейчас прячется? В какой норе затаился, как крыса?

— Не скажу тебе ни за что, — отвечаю сквозь зубы.

— Я не прошу тебя говорить, — качает головой Тенераус, и улыбка становится шире. — Я и так знаю, что он придет за тобой. Потому что он влюблен в тебя. Это видно по его глазам, когда он смотрит на твой портрет на плакатах розыска. Я видел это.

Я вздрагиваю от неожиданности. Сердце пропускает удар. Александр влюблен в меня? Откуда Тенераус знает? Он блефует? Или…

— Видишь, ты даже не знала об этом, — замечает Тенераус с довольным видом. — Как трогательно. Но я заметил сразу, когда увидел вас вместе у восточных ворот. То, как он смотрел на тебя — будто ты единственный свет во тьме. То, как ты смотрела на него — с доверием, которое граничит с любовью. Любовь делает людей слабыми и предсказуемыми. Спасибо вам за эту слабость.

Встает и идет к двери медленно, наслаждаясь моментом.

— Я буду ждать его здесь, — говорит он, уже в дверях. — А ты будешь приманкой. Очень эффективной приманкой. Он придёт, и я возьму вас обоих.

Дверь закрывается. Я остаюсь одна в темноте, и сердце колотится от странной смеси страха и надежды. Надежды, которой не должно быть, но которая всё равно живёт, вопреки разуму.

Проходит еще несколько часов. Может быть, целая ночь — в темноте невозможно определить время. Может быть, всего час, но кажется вечностью.

Внезапно слышу далекие звуки боя наверху. Крики, звон металла, взрывы магии — приглушённые толщей камня, но узнаваемые. Что-то происходит. Что-то большое.

Вскакиваю на ноги и подбегаю к двери камеры на дрожащих ногах. Прижимаюсь ухом к холодной решетке, пытаясь услышать больше, различить детали в какофонии звуков. Шаги бегут по коридору — тяжёлые сапоги стражников. Стражники кричат приказы, голоса напряжённые, почти паникующие. Еще один взрыв, ближе этого раза, и я чувствую вибрацию в стенах.

Кто-то атакует башню. Но кто? Александр? Нет, это было бы слишком глупо. Безумием граничащим с самоубийством. Он не может атаковать башню Совета в одиночку. Это самая укрепленная крепость в городе. Это невозможно.

Дверь камеры внезапно взрывается с оглушительным грохотом. Меня отбрасывает назад силой взрыва, я отлетаю к дальней стене. Инстинктивно прикрываю лицо руками в наручниках. Осколки дерева и камня летят во все стороны. Дым заполняет помещение едким облаком, въедается в глаза, забивает лёгкие.

Когда дым рассеивается хотя бы частично, вижу знакомую фигуру в дверном проеме. Торин. Его меч окровавлен, на лезвии ещё дымятся капли. Лицо в синяках, над бровью кровоточащий порез, но