ОПЯТА (роман-зеркало для массового чтения) - Алексей Константинович Смирнов

- Имели удовольствие оценить, - поддакнул Мувин.

Куккабуррас, не видя больше смысла в большом маскараде, оттолкнул бодигардов и прытко спустился, проследовал к указанному номеру.

- Так чем же вас все-таки взяли? - спросил он Мувина для поддержания светской беседы, пока остальные семенили, да топали.

- Вечными таблетками, - ответил за младшего Амбигууса Гастрыч. - У человека открывается способность к спорообразованию. Потом спора оживает, и он также оживает прежним, продолжая былую деловую деятельность. Или начиная новую. Этот процесс практически неисчерпаем.

Куккабуррас замолчал, и на сей раз - надолго.

- Где же это снадобье? - саркастически спросил он, наконец, заранее зная, что не дождется ответа. - Опять в голове Менделеева? Опяты... Вы чемоданы, часом, молодой человек, строить не пробовали? - обратился он к Амбигуусу-сыну. - Менделеев - тот был большой любитель чемоданы мастерить... да спирт разбавлять до сорока процентов для диссертаций.

- Намекается, что пора, мол, паковать чемоданы? - свирепо спросил Гастрыч. - Иначе нам не жить? С одним большим секретом для нашей маленькой такой компании?...

- Ну, вам ли не жить, - язвительно усмехнулся Куккабуррас, - когда у вас такое средство.

"Клюнул", - шепнул на ухо Мувину Амбигуус-отец. Тот задумчиво кивнул, изучая Поймала, молодеющего на глазах, словно уже выпил чего-то долгопродолжительного. Если дыхание Мувина отдавало азотом, то взор Куккабурраса напоминал пылающий ацетилен - две горелки, потому что повязку прорвало, она вдруг вспыхнула от неуемной внутренней энергии, так что авторитету выплеснули в лицо первое, что подвернулось под руку: кружку, где Гастрыч хранил свое секретное алкогольное зелье, и пожар потребовал стакана свежего апельсинового сока.

- Почему его не берут прямо сейчас, в ИВС? - шепнул Артуру Амбигуусу-младшему Гастрыч, которому стало жалко сока, редко у него бывавшего.

- Я не велел, - отозвался юнец. - Он поможет узнать, кто убил окулиста и маму. Как он загорелся-то, а? О таблетках размечтавшись...

- Сударь, все готово, - отрапортовал Мувин, когда пылкие страсти утихли. - Примите вот это и постарайтесь неподвижно постоять секунд пятнадцать.

Куккабуррас недоверчиво взял леденец; понюхал его, лизнул языком, смахивавшим сразу и на жало, и на аккуратненький кошачий язычок. - Отравите? - Он оглянулся, источая жалость к себе.

- Глотай, тебе сказано, - рыкнул Гастрыч, поигрывая металлом.

Авторитет - редчайший случай - повиновался и замер так, будто еще не успел привыкнуть к обыденности происходящего.

- Я-а-а-а-а, - протянул он, причем в конце - уже дуэтом, - предлагаю оставить вопрос о леденцах вечности и бесконечности на банкет после бала. Думаю, вам понятно, что я заинтересован в его положительном решении.

- Банкета? - невинно отреагировал Мувин. - Бала?

- Вопроса, - холодно молвил Куккабуррас, не склонный шутить. - Для себя, - добавили Поймаллы.

- Посмотрите друг на друга! - велел Мувин.

"Ни тени простуды", - мимоходом подумал Артур Амбигуус-сын.

Куккабуррасы медленно развернулись друг к другу лицами. И палец каждого из них моментально уткнулся в супротивную грудь, а взгляды любовались одеждами и украшениями. Удвоилась и трость; правда, она пока еще была сродни резиновой.

- Зеркальные отражения, - заметил Амбигуус-старший. - Увидь вас потерянный брат, еще отроком, как вы упоминали, пошедший от вас в люди да университеты...

- Детали - моя работа, - скромно вмешался Мувин.

- Не напоминайте мне о нем, - мрачно осадил его Паммал. - Никогда и ни при каких обстоятельствах - это ломоть, отрезанный от паршивой овцы.

- Но в вашей семье все Кэмелы, - притворно удивился Мувин. - Ах, прошу извинить - Палл-Маллы.

Куккабуррас пропустил оскорбление мимо ушей. На месте сгоревшей повязки образовался слепой и слезящийся глаз. Эл-Эм с омерзением выбрал его батистовым платочком с монограммами и эпиграммами; бросил в какую-то мясорубку. Гастрыч одобрительно заурчал и взялся за ручку. Под старым глазом расселся новый - не лучше и не хуже.

- Сейчас вытечет? - спросил он с сожалением.

- Не сейчас, позднее, но - увы. К самой стрелке, - желая обеспечить сей эффект, Амбигуус-младший дал авторитету выпить какой-то дополнительной жидкости. То, что в этом не было надобности, осталось невысказанным.

Мувин и Куккабуррас направились к выходу. А Гастрыч и старший Артур подошли к младшему:

- Думаешь, явится?

- Я уверен, что явится.

- И догадается, где лежит?

- Мысли-то - дрянь, дерьмо. Конечно, сообразит. В начале начал - вот что он скажет себе. И придет, вооруженный. И тут мы сыграем, имея на то полное государственное право.

50. Грибная дуэль

Долю одолевало.

Он и сам не понимал - что.

Хотя сильно подозревал, что его долевое участие в уголовной жизни вот-вот сведется к нулю.

Бригада засела и затаилась, как сумела: в дуплах, естественных выбоинах и вымоинах, под пригорками, на пригорках.

Доля был вооружен: он обладал гранатами, выкидными и метательными ножами, неисправным пистолетом, двумя исправными обрезами. Голая грудь крест-накрест пересекалась патронными лентами для орудия, которого у Доли не было. Рядом лежали дробовик, помповик, монтировка.

Зима уже дышала близко и плотно. Эта особая внятность климата внушала Доле особенно недоброе предчувствие. Казалось, что кто-то дает ему наглядеться и надышаться, не принимая в расчет, что Доля предпочитал иные пары и пейзажи. "Есть в осени позднокончальной короткая и смертная пора... Весь день стоит, как бы дневальный...." - Гастрыч, устроившийся невдалеке, в спецфургоне, не ленился поупражняться в извращенной поэзии.

До стрелки оставалось десять минут. Часы у долевых шли точно, секунда в секунду. А у их противников они шли даже точнее. Мешал косогор, за которым могло быть все что неугодно; туда, разумеется, сходили и проверили, но никого не нашли. Однако именно там, продвигаясь к вершине по миллиметру, залегли семь белоснежных гномов-снайперов.

Основной же фургон прибыл задолго до будущего Лесника и схоронился в пещере, перед которой росла надежная, разлапистая, приземистая сосна; она перекрывала вход и не могла скрывать ничего серьезно-мобильного. Сосну выдрали утром, въехали, воткнули назад и сохранили видимость природы. Замели за собою следы. В фургоне сидели главные силы и мозги: Куккабуррас и его копия, Мувин, Амбигуусы, Гастрыч, сорок человек специального назначения и какие-то бродячие Севастьянычи, искатели и устроители правды. Предполагалось, что фургон выедет медленно и эффектно, повалив на ходу погубленную сосну. Он выедет задом, затем распахнутся грозные двери, и снег украсится подлинным Куккабуррасом, который, хоть и сильно волновался, никак не ждал ничего подобного. Потом снег окрасится подлинным