Дети, сотканные ветром. Часть 3 - Артём Ерёмин

— Я считаю, что сегодняшний день непременно изменит тебя. Ты был окружён ложью. Возможно, ты полагаешь, что тебя использовали лишь затем, чтобы добраться до твоего отца? И на этом тебя оставят на произвол судьбы? У меня другие планы. Отныне я желаю, чтобы ты был обычным юношей в стенах Трезубца.

— Даже такой наивный ребёнок с крохами знаний о мире понимает, что сыну мятежника из проклятого рода не дадут жить спокойно. Меня некому защитить, некому довериться кроме себя.

— Лев, я обязательно помогу тебе. В ближайшем к царю окружении мне повезло сегодня обзавестись должниками. С их помощью я сумею снять с тебя все проклятия и наделить свободами гражданина Собора… Ты веришь мне, Лев?

— Да, — соврал Лев.

Они добрались до цели, когда двери главного зала лекарей открылись и из них вышла процессия с носилками. Парни и девушки бережно окружили бездвижное тело, словно готовились защищать его от нового нападения. Их тихий плач заглушали отборные проклятия.

Лев не сразу узнал в уродливом от гнева лице Бажену. Пимен не зря величал эту девушку «Её Милейшество», в Соборе не было никого прекраснее. Наверное, никто из знавших благородную барышню не ожидает, что она может так браниться.

Киноварный и Лев ушли с траурного пути. Бажена сквозь пелену слёз различила трубочиста.

— Грязный трухоед! Это он виноват во всём!

Бажена готова была выцарапать глаза трубочисту, если бы не Василиса, вовремя остановившая её. Киноварный приказал бывшим напарникам Аскольда увести горестную барышню.

В сутолоке Лев вжался в стену. Не из-за того, что испугался гнева Бажены. Он бы покорно принял от неё наказание. Сильнее боли трубочист боялся увидеть лицо Аскольда. В сутолоке он успел заметить его руку, пальцы которой непрестанно изгибались в мало понятных жестах.

Когда процессия ушла, Лев тихо спросил у Василисы, которая продолжала прикрывать его спиной:

— Как он?

— Жив, — сухо ответила она и спустя печальный вздох добавила: — Хотя тем, кто любит Аскольда Мирона, легче не станет. Для него они потеряны навсегда.

«Чтобы так страдать, нужно очень любить», — посчитал Лев.

И Аскольд в последний осознанный миг хранил Бажену в мыслях. Мальчишечьи ошибки помешали им быть вместе, и сломанный разум не даст им создать счастливую семью.

— Жаль Бажену, — признался Лев. — Лишь она заступалась за меня. Не давала Зенице и Виселице заняться вьюнами всерьёз.

— Позвольте спросить, госпожа Арника, — тем временем обратился Киноварный к мастеру лекарей. — Куда вы переносите Миронова.

Арника в окружении своих подопечных хмуро взирала на бывшего Поверенного.

— По скорым каналам глава семейства Мироновых узнал о случившемся со старшим сыном. Он зафрахтовал поезд и уже едет за наследником. Я прослежу за отправкой и передам сведение их семейному лекарю.

— На станции мы заметили пожар, но, вероятно, сейчас там уже безопасно. Кагорта вряд ли задержится в краю…

— Кто бы что ни утверждал, а Глава дорожила здоровьем подмастерьев. Она не причинит им вред.

— Вы правы, сударыня, и не сочтите за угрозу мой совет. Ныне имя бывшей Главы Собора заклеймят как предателя. Разумнее сберечь от чужих ушей свои симпатии к ней.

— Не сочтите за грубость, сударь. Не лекарю, повидавшему чуму и войну, бояться ушей доносчиков. Мы будем дожидаться поезда для Аскольда Миронова у поста привратника.

Несмотря на тяжёлый разговор, Киноварному удалось убедить мастера Арнику отправить лучших лекарей к пруду.

— Василиса, думаю, ты сама захочешь осмотреть своего подопечного, — уходя, Арника кивнула на Льва.

— Да, мастер. По виду не скажешь, но он крепкий. После я присоединюсь к помощи незваным гостям.

Василиса пригласила жестом Льву следовать за ней. Тот обернулся на Киноварного.

— Позволь ненадолго с тобой распрощаться, Лев, — сказал мужчина. — Когда уляжется хаос и пожар, я непременно пошлю за тобой.

— Как вам будет угодно, сударь, — без эмоций пожал плечами мальчик.

Мужчина хотел что-то сказать. Возможно, он хотел снова пообещать защиту? Или дать наставление? Или утешить? Льву было всё равно. Между ними словно воздвигалась невидимая ледяная стена, которая становилась всё толще.

Сомнение и робость впервые проскочили в Киноварном, и он поспешил откланяться.

Койки в общей палате были все заняты. Лишь парочка закрыты ширмами, где трудились молодые лекари. По скинутым рядом с ними защитным жилетам, можно судить, что занимали места кромешники, раненные отцом Льва. В остальном же лекари возились с почти нетронутыми пациентами. Старший волхв отмерял несколько капель чего-то госпоже Софронии. Вид у неё был растрёпанный. Заключение в темноте и небольшой вооружённый переворот отпечатались на душевном здоровье учителя словесности.

Лев попытался высмотреть друзей, но Василиса скомандовала:

— Проходи.

Они вдвоём вошли в чулан, бывший лабораторией Василисы. Лев по привычке рухнул в кресло.

Быстрый осмотр и дальнейшее лечение пациент стерпел молча, а лекарь не возражал. Василиса обработала царапины, зашила несколько глубоких порезов, замотала бинтом голову. Видимо, Лев хорошенько приложился, когда обрушилось подземелье.

— Шок, — оценила Василиса, заметив, как Лев безразлично наблюдает за её работой с иглой. — Не напридумывай себе ничего. Ты не потерял чувствительность к боли. Откат непременно придёт и вдвойне… А вот с тем, что творится у тебя на душе, я не разбираюсь. Арника считает, что важно делиться своими переживаниями. Нельзя закопать травму внутри. В противном случае будет как с петардой, накрытой кастрюлей. Не хочешь сказать, что творилось сегодня ночью?

— О чём именно?

— Хотя бы о том, что у тебя на глазах человека лишили разума?

— Не очень.

— Тогда о том, что Кагорта оказалась нехилым таким мятежником? И