Код Гериона. Бессмертие без жизни - Людмила Брус

Перед посадкой в лифт я вызвал Катрину. Ответа ждал секунд двадцать, вряд ли больше, но воспринимались они как двадцать минут.

– Уинстон!.. – голос Кэт был запыхавшимся и тревожным.

– Ты молчала достаточно долго, чтобы я начал волноваться…

– И повод волноваться у нас есть…

– Кэт, тебя там как будто душат, – бесцеремонно встрял хакер. И действительно: последняя фраза прозвучала так, будто сестру держали за горло.

– Я сейчас в лаборатории, – Катрина сделала громкий вдох. – Мыши, ребят… Те, которым я давала майроновский «кофе»…

– Подохли?.. – выронил бортинженер.

– До этого недалеко, Олег. Показатель вязкости крови у них как при сильном обезвоживании! Гиперкоагуляция наблюдается у всех, кому я давала препарат… – Катрина едва не плакала. – Инсульты и инфаркты у них начнутся со дня на день.

К тому, что я услышал, предпосылок было достаточно, но раньше я искал любые доводы, чтобы опровергнуть правду, которая становилась все все неудобнее, все очевиднее, все страшнее. Добросовестный труженик, надежный и преданный товарищ, организованный и бескорыстный руководитель – не только интриган, но и убийца?..

– Кэт! Постарайся выяснить, кто сейчас дежурит в Космическом центре на нашей частоте! Если это не Майрон, сделай всё, чтобы он или она передали запись тех самых разговоров Сафронова на аутентификацию, минуя его.

– Стоп! – воскликнула сестра. – Будет проще, если я запрошу голосовые записи Сафронова напрямую в наших архивах! И утилиту для распознавания!

– Шикарная идея, Кэт! И выясни, при каких условиях может возникнуть отрыв сразу нескольких тромбов…

– Конечно, брат! Берегите себя!..

Наш личный Блэкаут происходил прямо сейчас. С треском ломалось то самое доверие, что позволило нашему обществу мужественно пережить годы самой большой нужды. Открытость, искренность, братство – наши, казалось бы, незыблемые идеалы потеряли опору, зависли в воздухе, как мыльные пузыри над колючими кустами. О, Кэт! Лучше бы ты, право, приберегла свое открытие до нашего возвращения… Кто бы что ни говорил, лучше уж «срезать» на корню восторг от победы, чем сразу ввергнуть в такой чудовищный раздрай всю команду…

Стыдно, капитан… Упрекать человека, пусть даже в мыслях, в том, что он всего-навсего сказал правду. Горькую, уничтожающую правду. Что будет, если она подтвердится и дойдёт до всех наших сограждан, не хочу сейчас и представлять… Олег смотрел так, словно Василия Рахманова сгубил я. В динамиках шумело тяжёлое дыхание Вайолета.

– Парни, сосредоточимся на задаче, – сказал я. – Найдём мы сейчас доказательства или нет, разбирать ситуацию лучше на корабле.

Нас промчало по территории базы и вертикально, и горизонтально. Двери разъехались, и мы увидели за ними стены насыщенного чёрного цвета. Хирургическая чистота помещения, в которое немногочисленные сотрудники возвращались после ежедневного обхода, поразила и меня, и Вайолета: пол, как и стены лифта секунду назад, отражал наши фигуры. Между тем, потолок оказался ещё ниже, чем на «Апсаре»: Вайолет едва не цеплял его своей макушкой. Прямо перед нами располагались три кабины для надевания и снятия скафандров; на мои прикосновения они никак не отреагировали, но я подозревал, что чистая одежда для прогулок по Луне всё ещё ожидала возвращения хозяев с «правильной» биометрикой. Низкий диван, узкие шкафчики для личных вещей – ничего лишнего. Душа мы не увидели: вероятно, санобработка проходила в кабинах для переодевания. Зато на диване ярко белел большой кусок ткани. Когда Вайолет взял его в руки и развернул, обнаружилось, что это атласный дамский халат-кимоно.

Олег отправил лифт обратно за «Сколопендрой». Я проверил на браслете данные о составе атмосферы, осторожно отключил подачу воздуха, дав команду шлему втянуться в скафандр. Бессмертная не обманула: воздух действительно был пригоден для дыхания, хотя немного пах затхлостью. Я нажал на ручку следующей двери, осторожно сдвигая её в сторону, и услышал слабое жужжание, которое вскоре сошло на нет. Налево и направо от входа уходили два коридора. Я вспомнил слова Вильгельмины и повторил про себя: направо.

Мы оказались в овальном полутёмном холле с опалесцирующими белыми стенами, подсвеченными откуда-то изнутри. Из центра веером расходились пять закрытых дверей. Шестая была вскрыта – нет, ожесточённо и неаккуратно вырезана – словно консервным ножом – тупым, но огромным. При других обстоятельствах я бы отправился исследовать эту комнату, но воспоминания о каютах «Фермиона» были слишком свежи в моей памяти.

– Парни, я, кажется, рехнулся! – испуганным полушёпотом проговорил Олег. – Я только что видел собаку, Уинстон!

Холод и мрак! Как же невовремя у тебя разыгралось воображение, друг!

– Нет здесь никаких собак и быть не может. Но я понимаю: после наших испытаний и единорог почудиться может.

– Не понимаешь ты ничего! Она пробежала и скрылась! Вон там! – бортинженер кивнул вправо, куда нам и нужно было идти. – Чёрная такая, уши торчком, и, кажется, с белой грудью.

– Наверное, в этом воздухе какая-то вредная примесь, – сказал я, вновь сверяясь с данными браслета. Странно, состав вроде бы не изменился…

Коридор свернул налево, и за выгнутой полукругом прозрачной стеной мы увидели некогда уютный салон: два столика с креслами, книжный стеллаж от потолка до пола, написанные от руки картины, изображающие рассвет и закат на Земле. Стена, отделявшая нас от комнаты, некогда представляла собой большой аквариум, о чём свидетельствовали камни, ракушки да рыбьи скелеты на дне. Входом в эту комнату была та самая безобразная дыра, на которую я обратил внимание, зайдя в холл.

Но поразило не это, а то, что из этой дыры – то есть из холла, который мы только что миновали – вышла черноволосая девочка лет десяти и, не обращая на нас никакого внимания, уселась в кресло за низким шахматным столиком. На ней было воздушное серебристое платье, сквозь бледную кожу на руках проглядывали жилки, а насыщенная синева глаз была заметна даже на расстоянии. Чёрная собака с белой грудью разлеглась у её ног, безмятежно высунув язык.

Увидеть на законсервированной лунной станции живого обитателя – все равно, что повстречать на одном из марсианских полюсов нетронутую базу пришельцев – теоретически возможно, но вероятность близка к нулю. Мой пульс отдавался в каждой клеточке тела, дыхание, напротив, замерло, ладони оледенели, зато лицо полыхало огнём. Я посмотрел себе под ноги, взглянул на застывшего с полуоткрытым ртом Вайолета, затем обратно сквозь стекло, но девочка осталась там, где была: она склонилась к собаке и ласково почесала зверя за ухом.

– Стрелять-колотить! – прошептал Вайолет, недоверчиво глядя сквозь стекло. Точно так же, как и я, он мысленно пытался объяснить себе увиденное.

– Ты видишь то же самое? Девчонку в серебристом платье? – уточнил я.

– Да, и пса с ней. – пробормотал мой товарищ, наморщив лоб.

Как здесь кто-то мог столько времени жить, если верить всему, что нам известно? Почему Вильгельмина об этом умолчала? Выходит, за теми закрытыми дверями тоже кто-то есть? Получается, мы явились незваными гостями на населённую базу, о которой до сих пор не имели данных, и по какой- то странной причине никто из обитателей не пригласил нас внутрь, но и не попытался прогнать.

В каком-то сумасшедшем порыве я хлопнул по стеклу обеими руками, но юная леди не обратила на меня внимания: должно быть, архитектор базы хорошо поработал над звукоизоляцией. Собака даже ухом не шевельнула, хотя о чувствительности этих животных ходят легенды.

– Пойдём к ней, Вайолет! – воскликнул я. – Сейчас они нам всё объяснят!

– Тссс! Я бы понаблюдал за ней отсюда. Не нравится она мне, – возразил Вайолет, положив тяжёлую руку мне на плечо.

– С каких пор ты стал осторожным? – удивился я.

– Ошибка – думать, что я никогда таким не был, – сурово сказал мой спутник, не сводя с девочки немигающего взгляда. Ничто в её позе и поведении не говорило об опасности. – Катрина, ты тоже это видишь?

– Представь себе, да. – ответил напряжённый голос Кэт.

– А мы уже думали – воздух чем-то пропитан, – усмехнулся