Смутные дни - Тим Волков

«Это же улика! Самая настоящая, за которую Рябинина можно посадить на долгий срок! Все, попался, гад! Допрыгался, интелегент!»

— Анюта, ты просто умница! — повторил доктор, пряча документ во внутренний карман куртки. — Ты справилась со своим заданием. Этой бумагой мы Рябинина к стенке прижмем.

Девочка расправила плечи, улыбнулась.

— Ее куда же, обратно в лагерь что ли? — спросил Лаврентьев.

— Нет, — покачал головой Иван Павлович. — Обратно ни в коем случае нельзя, ни в лагерь, ни домой. Если Рябинин узнает, что она… в общем, что с ней все в порядке, то опять сделает то же самое. Правда на этот раз может и никуда не отправлять, ни на какие болота. А, например… — он не договорил, вовремя опомнился. — В общем, Аня, тебе нужно переждать некоторое время в безопасном месте. Чтобы Рябинин думал, что его план удался.

— Это я понимаю, — совсем по взрослому сказала Аня. — А где переждать?

Доктор глянул на Лаврентьева.

— Петр Николаевич…

— Иван Павлович, ты чего, у нас ее хочешь оставить? — выпучил тот глаза.

— Петр Николаевич, домой ее опасно везти. А в лагере — тем более. Сможешь организовать ей проживание у себя… кстати, где ты живешь?

— Да вот прямо в лесу и живу. Палатку поставил, травой застелил — благодать! Там еще Прохор Деньков со мной, но он вообще не выходит никуда. Из-за последних событий совсем в хандру впал, парень.

— Так может я переговорю с Петраковым — это новый начальник милиции? Замолвлю за вас словечко…

— Нет, Иван Павлович, — перебил его Лаврентьев. — Благодарствую конечно за заботу, но там одним Петраковым делу не поможешь. Нас же ведь под арест взяли, когда вся эта смена власти произошла. Много кому мы дорогу перешли своими делами, при императоре еще. А теперь эти бандиты вдруг легальные стали. И начали против нас вставать. Арест произошел. Прохор бежал из-под ареста, часового ранил. А я дожидаться не стал ареста — скрылся раньше.

Лаврентьев наклонился ближе к доктору, шепнул:

— Меня ведь Анна Львовна предупредила, что идут за мной. Спасибо ей за это огромное. Ты уж передай ей, при случае, но так, чтобы тихо, чтобы никто больше не слышал. Считай, спасла.

— Передам, Петр Николаевич. А насчет Петракова… все же поговорю, есть одна мысль. Ну так что насчет Аннушки? Если надо я и продукты привезу и вещи.

— Ладно, пусть побудем, мне не жалко. Тем более девчонка разговорчивая, нам про трех мушкетеров рассказывает — жутко как интересно! Даже Денькойв немного ожил, слушает. А насчет продуктов… Да ничего не надо, мы не бедствуем, — улыбнулся Лаврентьев. — Грибы собираем, ягоды, чай из трав пьем. Лес кормит. Охотимся иногда. Недавно зайца подстрелил — мясо есть. Всего хватает. У меня батя лесник знатный был, в детстве научил всему, так что мне даже не в тягость, а в радость тут. Отдыхаю можно сказать.

Лаврентьев глянул на девочку, спросил:

— Ну что, побудешь еще с нами?

— Для дела конечно! — кивнула она. И глянув на доктора, смущенно добавила: — Только, Иван Павлович… можно одну просьбу?

— Какую?

— Если будет возможность и минутка — привезите книг? Любых, но лучше приключения и детективы. Читать охота. А то у господина Лаврентьева ничего, кроме Воинского устава о наказаниях редакции 1869 года нет. Я его уже наизусть выучила!

* * *

Распрощались с Анютой, Иван Павлович взял с нее честное слово, что она никуда от Лаврентьева не отойдет и во всем будет слушаться его. Сам пообещал приехать на следующий день — привести еды, одежды и книг.

Иван Павлович вернулся к «Дуксу». Там его послушно ждала Маша.

— Ну что? Нашли? — тихо спросила она.

— Кого?

— Ну Анюту?

— Нет, не нашел. Но уверен, что с ней все в порядке. Маша, у меня к тебе будет один важный разговор. Считай его чем-то вроде того задания, что дает вам Рябинин — тренировкой к театру или скаутам. Так вот, ты должна о нашей с тобой поезде сюда молчать. Ничего никому не говори. Так надо. Поняла?

— Поняла, — кивнула Маша.

— Вот и хорошо. Что сегодня будет говорить Рябинин… в общем, ты сильно его не слушай. Все будет хорошо. Верь только мне. А ему… с ним будь поосторожней.

Маша на удивление не стала задавать лишних вопросов и лишь понятливо кивнула.

Возвратились в лагерь. Рябинина по прежнему не было. Иван Павлович для виду осмотрел детей, чтобы те подтвердили его историю о том, что ездил он сюда для медицинского осмотра. И направился в село.

По пути все думал — куда же мог уехать Рябинин? Вспомнил слова Анюты про поддельные прошения. И вдруг осенило его. Так ведь в банк и поехал — обналичивать деньги! Чарушин же говорил сегодня, что якобы нашелся этот госпиталь № 27. А сам и не знает где он именно. Не нашелся он ни черта. Просто Рябинин показал представителю министра народного просвещения Мануйлова настоящий спектакль — лагерь, больные немощные дети, беднота… Развесил лапши, а тоти поверил — велел обналичить деньги. Чарушин и засуетился, забрал у Ивана Павловича чек.

Значит Рябинин сейчас либо у Чарушина — забирает чек, либо уже в банке.

Надо брать этого гада, пока он деньги не забрал и по карманам не растырил. Заехать за Гробовским, как представителем власти — и прямиком в банк. По пути все объяснить, чтобы время не терять.

Но добраться до Зарного без приключений не удалось. Едва выехал он на проселочную дорогу, как из леска, что тянулся вдоль дороги, послышался резкий треск веток. Иван Павлович поднял голову — и в ту же секунду из-за кустов вылетели двое на лошадях.

Оба — в поношенных кожанках, с отворотами, засаленными от пота, и синими галифе, уже потерявшими цвет. Лица тёмные, обветренные, с щетиной, глаза — злые, узкие, цепкие. На головах — мятые картузы, съехавшие набок. Каждый с шашкой, блеснувшей сталью на весеннем солнце. Один держал её наготове, другой крутил над головой, будто собирался срубить доктора пополам прямо с седла.

Какого лешего? Это что еще за лихие братья?

— Сто-ой! — выкрикнул первый, рванув поводья.

Иван Павлович понял, что ничего хорошего ждать