Матабар VI - Кирилл Сергеевич Клеванский

— Ты как себя чувствуешь, Борис? На здоровье не жалуешься?.. Ты сверло в лунку вставь сначала.

— Смотри сам не начни жаловаться, умник… Надо было уточнять!

— А подумать не надо было⁈

Борис процедил нечто нечленораздельное и, снова прижив плечом дрель, принялся медленно и осторожно крутить ручку, позволяя шестеренке вращать сверло, проделывая в боковой стойке последнее отверстие.

Арди в это время собирал изголовье, где каждой рейке должно было соответствовать отдельное углубление, но, кажется, мастерская слишком близко к сердцу восприняла просьбу заказчика о «самостоятельной сборке». Они просто прислали с посыльным набор древесины и несколько коробочек с гвоздями и саморезами. На этом все. Так что неудивительно, что Борис не справился.

Ардану тоже пришлось потратить какое-то время, чтобы разобраться что к чему. Причем разбирались они вдвоем. Так что неудивительно, что к моменту, когда они, наконец, все собрали, столица за окном уже нарядилась в сверкающий огнями Лей-фонарей и фар автомобилей, сумеречный наряд.

— Все демоны преисподней и Вечные Ангелы небес, — выдохнул Борис, опускаясь на пол и раскидывая в сторону исцарапанные, вспотевшие руки. — Если он… или она… в общем — если ребенок будет в этой великолепной, прекрасной, любимой всем моим сердцем, сран… превосходной кроватке плакать, а не спать, как заколдованный, то… я не знаю. Не знаю, Ард, но точно больше никогда не стану ничего сам собирать.

Ардан, складывая в ящик инструменты, которые Борис приобрел специально для данного «приключения», только многозначительно ухнул, совсем как филин.

Так они и провели какое-то время. В почти пустой комнате, где пока еще не раскрасили стены, а из мебели — только свежая, местами с пятнами крови, кроватка. Её еще требовалось покрыть лаком и средством от плесени, но с этим чета Фахтовых, по заверениям Бориса, заниматься сама не будет и уже завтра Борис вызовет мастера.

Ардан сидел, прислонившись спиной к стене, а Борис валялся на полу. Вспотевший, с закатанными рукавами местами порванной сорочке и в своих любимых, самодельных, рваных тапочках.

— Прости, что дал тебе возможность думать, будто я работаю на Огланова, — честно, от всего сердца, извинился Ардан. — Это было нечестно по отношению к тебе, Борис.

— Я бы сказал, что это нечестно в первую очередь по отношению к тебе, Ард, — лорд нашарил рукой лоскут тряпки и положил себе на вспотевший лоб. — Ты мой друг и я тебе доверяю. Если не сказал, то не потому, что не хотел, а потому что не должен. Это понятно. Но ты-то о себе подумай.

— Что ты имеешь ввиду?

— То и имею, господин ковбой, — чуть резко ответил Борис. — Помню, как ты выглядел пару месяцев назад… не свежее кадавров на лекциях профессора Моример… Кстати, а она с Ловровой впридачу, получается, не просто так исчезла из университета?

— Я не могу тебе сказать.

— Ну, ты уже сказал.

— Ты можешь так думать.

— Тебя когда-нибудь посылали в пешее эротическое путешествие?

Ардан задумался.

— Не уверен, что понимаю, о чем ты говоришь.

— О, поверь мне, верю, — хохотнул Борис, явно радуясь понятной только ему шутке. — Но если ты переживал, что как-то меня задел, то нет. Скажи только одно — тебя принуждали к работе в Черном Доме? Если да, то завтра же мы с тобой едем в Парламент. У меня есть возможности вытащить тебя из их лап.

Борис не лгал. И Ардану не приходилось даже слушать сердце друга. Да, скорее всего Борис действительно смог бы вытащить его из описанной ситуации. Ему бы это, во всех отношениях, многого стоило, но лорд Борис Фахтов, потомок госпожи Талии, даже и глазом бы не моргнул, чтобы помочь своему другу. Такой он человек.

Искренний, честный, со своими собственными демонами, с которыми боролся каждый новый день.

— Нет, я сам выбрал.

— Ну ты тогда и дурак, дружище.

— Они предложили очень приятные условия!

— Тогда считай, что ты приятный дурак!

Ардан заворчал, но пререкаться дальше не стал.

— Аверского, получается, ты действительно лично знал, а не только шутил, — внезапно догадался Борис. — Слушай, тогда становится понятно, почему он устроил то представление в Большом… Проклятье, ты действительно Плащ! Я ведь даже не догадался…

— Может это ты дурак? — прищурился Ардан. — Елена-то догадалась.

— Ну ты меня с ней не сравнивай, — все так же лежа на полу, пожал плечами Борис. — Она всегда была умнее.

Борис не был идиотом. И потому, очень легко, мог определить человека, умнее его самого. Что, в целом, никогда не стесняло и не уязвляло лорда Фахтова. Свои далеко не скромные, просто — обычные интеллектуальные данные он компенсировал воистину аристократическими достоинством, честью, искренностью, самоотверженностью, состраданием и еще недюжинным талантом в области военной магии.

Если бы Арда попросили представить рыцаря из эпохи Галесса и Эктаса, он бы представил именно Бориса Фахтова.

— Просто, пожалуйста, запомни, Ард, что если что-то произойдет… не знаю, если попадешь впросак на службе, если вдруг пойдешь на приступ какой-нибудь клоаки с бандитами… да даже если вдруг решишь брать приступом Парламент и Дворец Царей Прошлого и поймешь, что тебе нужна помощь, то наплюй на устав и все прочее. Наплюй и зови меня. Я помогу. Всегда.

Борис не врал. Он бы действительно помог. Даже если бы Ард взаправду отправился штурмовать Дворец Императора, Борис бы помог. Потому что такой он человек. Потому что так поступают рыцари, хотя бы однажды кого-то назвавшие другом.

И именно поэтому Ардан знал, что никогда и ни при каких обстоятельствах, не попросит друга о том, что может…

Юноша посмотрел на детскую кроватку.

Да. Он никогда не попросит друга о том, что может стать причиной, по которой сын Бориса проживет жизнь без своего отца.

— Ты меня иногда так забавляешь, Ард… у тебя на лице написано, что ты хочешь спросить про Малую Вироэйру.

— Ты прав, — не отпирался Арди.

Борис вздохнул и, поднявшись на ноги, сделал несколько шагов, после чего сполз по стене и уселся рядом с другом.

— Тут я должен извиниться. Перед тобой и перед Тесс. Что из-за меня вы попали под удар.

Ардан чуть приподнял брови.

— Ты знаешь, кто это был?

— Не знаю, но догадываюсь, — Борис хрустнул костяшками пальцев и посмотрел перед собой жестким, горячим взглядом человека, который что-то для себя твердо