Смерть во имя истины - Анна Велес

Воздух был свеж, и небо темно. Посланник ощутил благодать во время короткого пути от покоев своих до Храма. Мысли его были переполнены поисками, но душа требовала отдохновения под дланью Пастуха, Истинного бога нашего. Братья нынче уже привыкли к нему, и при входе в лоно Храма улыбались скупо и кивали, как знакомцу своему и брату по вере, как равному. Нынче служба, должна была быть посвящена, как и всегда по обычаю, мольбам к Пастуху, Истинному богу нашему, за души павших братьев, и о том, чтобы наблюдая за небом спас он солнце дня нового от сил зла, которым вечно он противостоял. Пока не появился священник некоторые из старших братьев подходили к Посланнику, чтобы говорить с ним о настоятеле. Не было вопросов о нем, лишь пожелания помочь Саймею. Один из братьев говорил, будто часто беседовал с ним отец Иоким. Посланник просил брата прийти к нему после и обещал беседу ему об отце Иокиме. Другой брат обещал прийти с теми же намерениями. Саймей благодарил их и выражал удовольствие. Его слова были искренни, так как братья произвели на него приятное впечатление.

Но вскоре служба началась, и все встали на места свои. Посланник обратил мысли к богу. И вновь благодать сошла на душу его. Молил Саймей Пастуха, Бога нашего истинного послать прощение настоятелю за то, что так был увлечен отец Иоким верой иной. Просил Саймей прощения и за себя, ибо все сильнее были его сомнения. Чем более узнавал он о маитанах, тем более казались ему обряды их и поверия близки тем, что справляли истинно верующие в храмах Пастуха.

После службы провели они еще несколько минут в общении с братьями, что приносило Посланнику радость. Не смотря на то, что по должности своей при Главе бывал он часто одинок, да и с детских лет пребывал в одиночестве, Саймей любил общаться и ценил возможность простых бесед. После же, пребывая в радостном настроении еще и от того, что многое удалось узнать ему за день, отправился Посланник с учеником своим обратно в покои, предвкушая сборы. Община была приятна Саймею, но слишком тяжко было для него долго находиться в условиях суровой дисциплины. Душа его требовала отдыха, а потому поездку в Шалем он воспринимал уже по-мальчишески радостно, как бы предвкушая развлечение. Планами своими по дороге делился он с Арамом, и тот, подхватив его настроение, воодушевленно помогал учителю в составлении программы поездки. Войдя в покои, они застали спящего по-прежнему мальчика, и опять же решили не будить его. За вечер Матеус успел многое в трудах своих. Саймей с удовольствием и восхищением взирал на холст, что расшивал ныне мальчик. Там изображен был Храм, и чашу золотую над его входом ярко освещали лучи послеполуденного солнца, а тень же, что отбрасывали растения, лишь делала свечение это особенно ярким. Каким-то чудом замыслы Матеуса наполняли работу его особой божьей благодатью, и даже незатейливый пейзаж выглядел весомо, подчеркивая значимость Храма и символа веры истинной.

Пока Посланник любовался искусством Матеуса, Арам быстро свернул холсты, которые так долго были разбросаны по покоям. Закончив уборку, юноша занялся подготовкой воды для омовения. Саймей в это время, сам, очень бережно, складывал небольшие моточки нитей и иглы в специальную шкатулку мальчика. При этом Посланником овладело какое-то странное, но очень приятное чувство сопричастности с тем чудесным даром, которым обладал Матеус, Саймею казалось, или хотелось верить, будто даже такая его маленькая помощь это его скромный, мизерный вклад в великое искусство мальчика. Это радовало и изумляло.

Арам наполнил чашу водой, оглянулся на учителя.

— О! — тут же откликнулся Саймей и виновато улыбнулся. — Прости, я немного замечтался и не сказал тебе, что пока не собираюсь ложиться.

Юноша удивился.

— Мне надо сходить к братьям Маркусу и Беньямину, — продолжил Посланник. — Нет! — видя, что Арам тут же потянулся за сумкой со свитками. — Тебе лучше оставаться здесь. Я иду говорить с ними о наказании, которое я возложил на Зосима. Тебе не надо при этом присутствовать. Лучше прими пока омовение сам и …. Наверное, надо бы разбудить Матеуса.

— Хорошо, — согласился юноша. — Я помогу ему умыться.

— И еще, немного подумав, решил Саймей. — Вы с ним займете мое ложе. Так будет лучше.

— Нет! — тут же воспротивился Арам. — Нам не пристало стеснять тебя, учитель. Я лучше уж уложу мальчика на своей лежанке. А сам лягу на полу.

— И какой будет толк в таком неудобстве, — чуть надменно возразил Посланник. — Я не так изнежен, чтобы терпеть большие неудобства на лежанке. Завтра нам предстоит пусть и не дальняя, но дорога. Хочу, чтобы все выспались. Так что не спорь.

После этого он взял сумку, забросил ее на плечо и быстро вышел, пока ученик не нашел новых доводов.

Ночь была тихой и ясной. Откуда-то дул легкий освежающий ветерок. Он качал ветви кустов, чуть шуршал травой. Ночь жила своей скрытой жизнью, такой далекой от человека. Саймей прислушивался к этой жизни, с удовольствием ловя шорохи и шепот листьев. Он чувствовал себя сейчас почти счастливым. За время своих многочисленных странствий, всегда полных тревог, Посланник научился ценить эти редкие минуты передышки, когда он резко отбрасывал в сторону все мысли и просто наслаждался ночью, легким ветерком, короткой прогулкой. Но когда впереди показалось крыло старейшин, он опять собрался, готовясь к разговору. Он немного слукавил, когда объяснял ученику цель своего визита к братьям. К блюстителю хозяйства он шел именно по поводу наказания, но вот казначей нужен ему был совершенно по иному поводу.

Но его надежды на разговор не оправдались: свет в окнах отца Беньямина не горел. Саймей постоял в раздумье. Казначею было около шестидесяти. Возраст почтенный, но сам святой брат не проявлял никаких признаков старческой слабости. Возможно, потрясения последних дней сказались на нем, и нынче он решил рано отойти ко сну. Или же брат Беньямин отправился побеседовать с кем-то из старейшин. Посланник прошелся вдоль крыла, проверяя, нет ли где света в окнах. Брат Лукас не спал. Саймей после коротких раздумий решил, что старший педагог вполне может и сам ответить на его вопросы. Он начал подниматься по ступеням.

— О! Брат Саймей! — с почти радостным удивлением встретил его брат Лукас. — Что привело тебя ко мне в этот поздний час? Может, разделишь со мной ночную трапезу, пока будешь задавать мне свои вопросы?

На низком столике между двух табуретов стояли блюда с финиками и инжиром,