Двуглавый. Книга вторая - Михаил Иванович Казьмин

в использовании оговорок господин профессор проявляет немалое мастерство. «Некоторая неэтичность» и «пока что исключено» как-то почти незаметно, зато действенно обесценивали согласие Хвалынцева с позицией дворянина Елисеева и заставляли сильно сомневаться в истинных мотивах Степана Алексеевича. Впрочем, обещание исключить, пусть и временно, использование ассистента в качестве подопытного кролика уже само по себе смотрелось неплохо, в особенности по той причине, что дать тут задний ход профессору было бы крайне сложно.

— Однако же совершенствование навыков ускоренного внушения невозможно без опытов с участием других людей, — не «опытов на людях», заметьте, а «опытов с участием людей», лихо господин профессор извернулся! — Поэтому практиковаться вы, под моим, разумеется, присмотром, будете на институтских работниках. С Александром Андреевичем это уже согласовано, — поспешил заверить Хвалынцев.

Сказать прямо, у нас с тёзкой тут же появились сомнения в том, что ротмистр Чадский такое дозволил. С другой-то стороны, в то, что Хвалынцев вот так, внаглую, врёт, верилось тоже с трудом — не дурак же он, в конце концов. Да и не почувствовал тёзка лжи в словах господина профессора. М-да, похоже, мы не вполне себе представляли, насколько близко успел жандарм снюхаться с институтскими деятелями, тут, кажется, дело зашло уже слишком далеко…

Предполагалось, что опыты будут несколько отличаться от тех, что проводились над ассистентом профессора. Работников института тёзке следовало подкарауливать в коридорах, соединявших служебные помещения на первом этаже, и крытом переходе между двумя основными институтскими зданиями. Профессор Хвалынцев посчитал желательным, чтобы поначалу дворянин Елисеев практиковался на одиночках, заставляя их совершать не ущемляющие их достоинства и не представляющие для них опасности действия, которые, однако, можно было чётко и ясно определить как необычные и неуместные в каждом конкретном случае. Действия эти должны были продолжаться недолго, затем тёзке нужно было провести повторное внушение, побуждающее подопытного забыть о случившемся. Далее предполагалось проведение внушения сразу двум-трём людям — Степан Алексеевич высказал полную уверенность в том, что его ученику такое по силам. Сам же профессор собирался держаться в прямой видимости, не вмешиваясь без крайней необходимости.

Первому же встреченному дворянином Елисеевым работнику, катившему перед собой тележку с какими-то коробками, пришлось остановиться и немного попрыгать на месте, после чего он на мгновение замер, потом удивлённо уставился на тележку, которая почему-то оказалась в полутора шагах от него, покачал головой, снова взялся за своё немудрёное транспортное средство и продолжил катить его дальше.

— Превосходно, Виктор Михайлович, превосходно! — негромко похвалил тёзку профессор, когда работник с тележкой отдалился на приличное расстояние. — Я в вас и не сомневался! Но давайте продолжим…

Продолжили. Следующей жертвой тёзки и его наставника стал молодой человек, деловито шедший куда-то с толстой картонной папкой под мышкой — вот бы удивились те, кто увидел, как он вдруг прижал папку к груди и с блаженной улыбкой принялся кружиться по коридору, изображая нечто, отдалённо напоминавшее вальс. Но видел это, кроме тёзки, один лишь Хвалынцев, а он, по понятным причинам, никакого удивления не испытал.

После того как ещё один работник с тележкой, на сей раз пустой, попытался, без особого, однако, успеха, использовать её в качестве самоката, господин профессор предложил переместиться в другой коридор. Там тёзка начал с очередного курьера, заставив его раз двадцать подряд перекладывать папку с бумагами из одной руки в другую и обратно. А вот продолжение вышло… Продолжение вышло напряжённым.

Двое рабочих, судя по инструментам в переносных ящиках, мастера на все руки по плотницкой и столярной части, волей дворянина Елисеева поставили ящики на пол и принялись весело через них прыгать. Прыгали они с таким жизнерадостным задором, что тёзка увлёкся забавным зрелищем и не сразу заметил ошарашенно уставившуюся на это безобразие уборщицу с ведром и шваброй. Но молодец, с ситуацией разобрался быстро и чётко — сначала специалисты по обработке дерева прекратили свою чехарду, затем на полсекунды замерли, пока из их памяти стирались события последних нескольких минут, потом с лёгким удивлением переглянулись, подобрали ящики с инструментами и двинулись дальше, тут же замерла на месте с бессмысленным выражением на лице уборщица, через пару мгновений пришедшая в себя и продолжившая путь туда, где появилась неотложная необходимость навести чистоту.

Успех был, что называется, налицо, и успех оглушительный. Ага, в самом прямом смысле — когда Хвалынцев начал что-то говорить, тёзка его почти не слышал, больше угадывая, что профессор предлагает вернуться в его кабинет. С возвращением этим тоже всё оказалось не так просто — ноги тёзка переставлял с трудом, они, заразы, так и норовили зацепиться друг за друга, и дворянину Елисееву пришлось потратить немало сил, как телесных, так и душевных, чтобы его передвижение было более-менее похожим на нормальную ходьбу.

— Знаете что, Виктор Михайлович? — озабоченно сказал Хвалынцев. — Давайте, я провожу вас к Эмме Витольдовне, а ко мне вы зайдёте, когда она посчитает возможным вас отпустить.

Тёзка вынужден был согласиться, я его в том полностью поддержал. Как-то успели мы с товарищем отвыкнуть от таких побочных эффектов, мать их… Надо срочно вспоминать, чему учил тёзку Кривулин, а то так никуда не годится.

Эмму состояние дворянина Елисеева ожидаемо встревожило. Усадив тёзку в кресло, она выпроводила Хвалынцева и взялась приводить наше тело в порядок. На мой взгляд, не мешало бы и поправить тёзке разум, что-то он, пока мы сюда шли, совсем расклеился, даже управление организмом я перехватил без спроса, пусть того управления и осталось совсем чуть-чуть.

Что именно сделала Эмма и как у неё это получилось, я как-то не отследил, изо всех сил удерживая тёзку от сползания в беспамятство, но уже скоро почувствовал улучшение — мне даже удалось слегка поворочаться, устраиваясь в кресле поудобнее.

— Что Хвалынцев с тобой сделал? — Эмма воспользовалась нашей телесно-мысленной связью.

— Со мной ничего, — ответил я, — а вот тёзке моему досталось… Но я так и не понял, как это Хвалынцеву удалось.

— Помолчи пока, я попробую рассмотреть, — обнадёжила меня женщина.

Да, Хвалынцеву как-то удалось снова сделать не пойми что с тёзкиным разумом, и сделать так, что мы с дворянином Елисеевым вовремя этого не разглядели, соответственно, и не сумели противостоять, а вот как в многострадальной тёзкиной голове аккуратно и осторожно копалась Эмма, я своим разумом видел. Видел я и то, как под её воздействием сознание дворянина Елисеева постепенно прояснялось. Вот и хорошо, а то мне одному пришлось бы в этом мире нелегко.

Хорошо-то оно хорошо, но едва наш с тёзкой организм