Шутки Богов. Новая ответственность - Хайдарали Мирзоевич Усманов

Внутри котла рождалась новая система. Доспехи становились кристаллизованными печатями, оружие – плавилось и складывалось в тёмные стержни силы, амулеты превращались в звёздные искры, вплетённые в стенки внутреннего ядра. Всё это постепенно собиралось в единое ядро силы, которое Андрей выковывал шаг за шагом, бой за боем.

Болото содрогалось от грохота. Каждый раз, когда очередной Бог падал, небеса чернели, а вода вокруг вскипала от всплеска энергии. Но Андрей не позволял ничему уйти впустую – каждая капля силы, каждый обрывок Божественного дыхания, каждый клочок души оказывались внутри котла.

Цзяолин же стояла рядом, бледная, с волосами, прилипшими к вискам от пота, но в глазах её горел неумолимый свет. С каждой поглощённой сущностью она менялась. В её ауре чувствовался всё более холодный, чуждый оттенок. Иногда Андрей ловил себя на мысли, что в её взгляде отражается не только она сама – но и отголоски тех, кого она забрала внутрь. Их шёпоты сквозили в её дыхании, их эмоции вспыхивали в её движениях.

Но она выдерживала, как и он. Их работа была безжалостной. Ни капли жалости, ни крупицы сожаления они просто не могли сейчас проявить. Каждый Павший Бог того прогнившего насквозь мира, превращался в трофей и шаг к их собственному возвышению.

Когда очередной, особенно сильный Бог, пал к их ногам, его сияющее копьё из чистого света вырвалось из его пальцев, ударилось о землю и зазвенело, словно плакало. Андрей протянул руку, и копьё исчезло в сиянии котла.

В тот миг изнутри котла раздался грохот, и всё болото на секунду озарилось ослепительным светом. Ядро котла сделало новый виток, сжимаясь и уплотняясь. Оно уже не было просто вместилищем – оно становилось новым сердцем, в котором собиралась сила не одного, а десятков тех, кого в этом мире могли бы назвать Богами.

Ночь над болотом была разорвана пламенем. На небе мелькали силуэты древних духов, потрясённых тем, что происходит. Они чувствовали – тут рождается что-то, что не должно было появиться в этом мире.

Андрей стоял посреди этого Ада, тяжело дыша, с глазами, горящими хищным светом. Он не сказал ни слова – только крепче сжал кулак, чувствуя, как внутри котла рождалась новая ступень его силы. Цзяолин, облизнув пересохшие губы, прошептала:

– Они будут падать один за другим. И скоро не останется никого, кто сможет скрыться. Другого выхода из того мира просто нет.

И её голос был холоден, как сталь, и в нём слышался отголосок уже поглощённых сущностей. Болото, куда вёл последний проход, будто издевалось над беглецами. Туман клубился не белёсым покрывалом, а вязкими сгустками серой, словно расползавшейся крови. Каждое дыхание в этом тумане прожигало лёгкие, и многие из уцелевших Богов, ещё недавно державшие в руках сияющие копья и венцы власти, теперь кашляли, выплёвывая вместе со слизью куски собственного бессмертного тела. Их золотые глаза стекленели, а кожа, некогда сияющая, покрывалась мраморными трещинами, словно они уже были мертвы и лишь тело отказывалось признать поражение.

Но впереди их ждал ещё худший враг – не Андрей с мечом, не сама Цзяолин, а безмолвная конструкция его замысла. Лабиринт, переплетённый из зеркал пространства и магии памяти, медленно сжимался. Каждый шаг в сторону казался спасением, но вёл вглубь ещё более вязкой трясины. Стоило Богу шагнуть туда, как его нога утопала по колено в чёрной жиже, из которой вытягивались костлявые руки – не настоящие, а порождения печати, скроенной Андреем. Эти руки хватали их, рвали плащи, ломали доспехи, и каждый раз существо, утащенное вниз, не оставляло за собой даже крика – лишь пузырь тлена поднимался на поверхность.

Андрей же в это время стоял в центре болота – его Божественный котёл завис над чёрной гладью, вращаясь медленно, будто ось мира. Он был вырезан из сияющего металла, но сейчас казался оживлённым. Бока покрывали огненные письмена, вспыхивавшие в такт биению чужих сердец. В котёл втягивалась каждая искра божественной силы, каждый обрывок разбитого закона, что принадлежал павшим Богам.

– Всё сюда. – Шептал Андрей, голосом, в котором слышался металл и пепел. – Ничто не уйдёт. Ни сила, ни артефакт, ни имя.

И действительно, когда падал очередной Бог, его сияющее тело превращалось в дымящуюся тень. Божественное ядро вырывалось из груди, ещё бившееся, но котёл всасывал его, как ненасытный зверь. Внутри уже клубился вихрь – не пламя и не вода, а чистая кристаллизованная мощь. Она сгущалась, словно Андрей лепил из сотен искр единое ядро силы, ядро, способное соперничать с солнцем.

А что оставалось от душ? Их сущности, жалкие, изломанные, с ужасом тянулись прочь. Но рядом стояла Цзяолин. Её волосы, развевавшиеся, будто в невидимом ветре, подсвечивались алым светом. Её глаза сверкали странным светом хищной звезды. Она вдыхала эти сущности, вплетала их в собственное тело, и с каждым вдохом её аура становилась всё более чужой, непостижимой, как будто в её сердце формировалась новая, и именно Божественная ткань.

– Ты слишком жадна… – Тихо бросил Андрей, наблюдая, как она закрывает глаза и вбирает очередной поток.

– Мы не можем позволить себе быть слабыми. – Ответила Цзяолин, и её голос дрожал – от силы, от боли, от желания. – Если я не приму их, они снова восстанут. Рано или поздно. Но ты же и сам понимаешь, что для них этот мир всего лишь ступенька к возвышению. И им глубоко наплевать на то, что будет с его жителями.

И тогда от тел Богов оставалось лишь прах – серый, холодный, оседающий в трясину. Ни костей, ни плоти, ни крови – только сухой пепел, словно все они никогда и не существовали.

А их артефакты, те, что веками были символами их власти, – щиты, мечи, короны, скипетры – вздрагивали и поднимались в воздух. Металл стонал, когда их ломало невидимой силой. Один за другим они вращались вокруг котла, и, вспыхнув ярким светом, исчезали в его пасти. Теперь это были не трофеи отдельных Богов, а собранное Андреем наследие мёртвого мира, сконцентрированное и связанное печатями.

Всё пространство наполнилось низким гулом. Болото дрожало. Котёл словно становился новым солнцем, но не золотым – чёрным, как пустота, с редкими проблесками рубиновых искр.

И каждый раз, когда очередной Бог падал, Андрей и Цзяолин ощущали его смерть не как внешнее событие, а как удар внутрь себя. Боль… Холод… Странное чувство чужой ненависти и страха… Но они выдерживали. Андрей, стиснув зубы, крепче держал ладонями рукоять котла, Цзяолин же едва