Блог Бабы Яги. Путь в железных сапогах - Натали Смит

Отступать некуда.

Комната. Нет, откуда ей взяться в горе, небольшая пещера.

Маркус толкнул меня за себя не церемонясь, и лопатки уперлись в острые выступы — сразу за нами толща камня. Над нами, под нами и вокруг нас. Помещение небольшое, освещено довольно ярко огнем в очаге на полу. На природных выступах своеобразные полки: склянки, книги, колбы с чем-то светящимся разбросаны хаотично, как дополнительный источник света. Они подчеркивали тени. Другой воздух, запахи и ощущения при дыхании. Я не специалист, но заподозрила меньшее содержание кислорода и больше примесей, вероятно малополезных.

Последнее время только и брожу по пещерам, как будто больше места нет в этих мирах. Нет бы симпатичное шале. Снаружи. Прекрасный вид и пушистый ковер на полу, камин, в конце концов. Много прошу?

— Нас не встречают. — Мой шепот прозвучал громче, чем хотелось бы. Маркус достал пистолет и сделал шаг вперед. Ничего не случилось.

Глаза привыкли к освещению, и вот уже на стенах и в углах видны пучки трав, небрежно брошенная одежда — вполне современная. Коробки из-под еды навынос. Похоже, кто-то здесь неплохо живет.

Маркус неторопливо осматривался: руки на уровне груди, курок взведен, палец на спусковом крючке. Тихо, только потрескивал огонь. Где-то должна быть отдушина, сорок лет нельзя прожить с одним воздухом и подкармливать пламя. А если здесь есть обычный вход, я сама прибью Маркуса за все эти тренировки с порталами!

Чуть в стороне от нас большой плоский камень, на нем раскрытая книга и несколько черепов. Мы двинулись туда, неторопливо ступая с пятки на носок, но камешки все равно похрустывали под подошвами, перекликаясь с потрескиванием огня.

— Гримуар моей пра-пра… Алеиды, в общем. — Колдун слегка погладил край страницы и нахмурился: — Давно никто не трогал, пыльный.

Он аккуратно закрыл книгу. Обложка в оттенках коричневого с черными надписями. Помнилось, что переплет из костей и кожи, человеческих. Часть меня довольно хихикала, просила потрогать, ей нравилось. Маркус, не опуская оружия, быстро оглядел несколько упаковок от еды:

— Им несколько лет.

Вот те раз. Либо Грегори покинул место, либо что-то случилось, и уже давно.

— Огонь горит, — заметила я.

— Это ерундовое заклинание из гримуара. Алеида ловко обращалась с огнем, похоже кузен освоил за столько-то лет. Смотри под ноги, здесь могут быть ловушки. И ничего не трогай — вдруг порежешься, гримуар Алеиды таит в себе и магию крови. Грегори имел время на изучение.

— А за едой он бегал в ближайшую закусочную? — Ехидство прорвалось само, правда-правда. Спрятала руки в карманы, ни капли моей крови здесь не останется.

— Кто угодно, владеющий порталами, мог быть ему должен.

— Как все сложно…

— Там. — Маркус кивнул в сторону, где виднелся проход, и совершенно не горел желанием болтать.

Пришлось согнуться в поясе почти параллельно полу, чтобы пройти, протиснуться в следующую «комнату». Треск разрываемой ткани эхом прокатился под сводами — зацепилась курткой за острый выступ и, как была, застыла с поднятой ногой. Маркус бросил на меня недобрый взгляд. Я в ответ вытаращилась и развела руками. Простите, впервые на задании.

Тишина.

На нас все еще никто не нападал, не кричал заклинания и не тыкал пальцами, не швырял огонь или нечто другое, но Маркус вдруг начал стрелять в темноту. Я присела и закрыла голову руками, вслед за приглушенными хлопками ожидая криков или ответного удара.

Ничего.

Вставать не торопилась, стрельба вызвала неприятные чувства. Мы поверхностно дышали, кислорода ощутимо не хватало. Маркус достал фонарь, посветил. В маленькой пещерке оказалась спальня-столовая: раскладушка вроде походной и грубо сколоченный стол, за которым неподвижно, склонив голову на грудь, сидел человек. Маркус дал мне фонарь и осторожно, как заправский хищник, приблизился к столу.

— Грег, паскуда, не дождался, — зло выдохнул он, подняв голову кузена за спутанные волосы. Я приблизилась. В бледном свете фонаря лицо мужчины было белым, и даже восковым. Открытые глаза смотрели на нас мутно-черными провалами — такие же, как у брата. Тонкая линия рта, белесые ресницы, брови. Нет запаха и следов разложения, как будто кукла.

— Он точно был мертв, причем задолго до выстрела. — Маркус отпустил волосы, и голова безвольно упала.

— Не знаю, что-то не так. — Я приблизилась и протянула руку к шее Грега. — Не чувствую пульса, но и покойника не ощущаю.

Маркус продолжал цедить проклятия, пистолет грохнул об стол. Я склонилась ниже, вглядываясь в черные склеры…

Удар в спину.

Боль. Шок.

Агония.

— Джьянина!

«Угостили ядом», — прошелестела быстрая мысль, лицо встретилось с каменным полом, а потом наступила темнота.

Коварство и ложь

Пещера, два брата, одно тело.

Мое.

В эту смерть я оказалась в сумеречной зоне без долгих переходов, проводника и принятия. Как будто закрыла глаза, едва коснувшись подушки, и тут же открыла, услышав будильник. Этакий сон, после которого остаешься в недоумении: спал ли я вообще? С той лишь разницей, что где-то между подушкой и будильником я почувствовала, как замерло мое сердце.

Стоять над своим телом — сомнительное удовольствие, но это могло оказаться полезным со всех сторон. Сумеречная зона как шапка-невидимка: все слышу и вижу, а сама незаметна.

Итак, что мы имеем?

Не самая стильная поза для фотографий криминалистов. Хотя смерть часто бывает неприглядна. Я лежала на животе, с головой, повернутой влево, к Маркусу; лоб и нос в крови. Припорошенная смесью пыли и каменной крошки, она выглядела грязными разводами на лице. Ноги — ломаные фигуры. В спине торчала стрела, коса растрепалась, вдобавок мнимый покойник-отшельник придавил ее пыльным ботинком. За это хамство он ответит. Надо же, уселся рядом с гостями, ногти ножиком чистит, вместо хлеба-соли — ловушка. Мерзавец!

Маркус лежал рядом, на боку, в сознании, но с несколькими стрелами в животе, и истекал кровью. Он прижимал одну из ран, пытаясь заткнуть пробоину, куртка впитала бо́льшую часть крови, но было видно, что рана серьезная, — его пальцы были темными. Второй рукой он чуть касался моего запястья, губы шевелились, но беззвучно.

Умом я понимала, что это трогательно, но сумеречная зона делала меня апатичной, даже равнодушной. Сторонний наблюдатель. Как бы это пригодилось в момент смерти Бальтазара и последующего кошмара!

Ну, что имеем…

— Ох, дело плохо, как плохо… — бормотал знакомый шепелявый голос. Самого летописца было не видно, возле