Последнее слово единорогов - Виолетта Орлова

Когда Инк отходил от фонтана, в руке его блестела золотая монетка. Та самая, которую госпожа не захотела ему отдать по доброй воле, а он попросту стянул ее из матерчатого кошелька в тот момент, когда она отвлеклась на свое чадо. Ему было немного стыдно, однако не сильно. Дела поважнее занимали его мысли.

Инк все-таки добился того, что врач пришел к ним домой. Табиб напоил мать лекарственной настойкой с муравьиным спиртом, сделал несколько целительных инъекций.

– Она придет в себя, но болезнь тяжела. В армутских городах люди частенько страдают лихорадкой, слишком уж тут специфический климат. Тебе нужно заботиться о ней и регулярно давать лекарства.

После инъекций Павлия несколько раз приходила в себя, однако ничего членораздельного от нее нельзя было добиться. Впрочем, она несколько раз называла Инка Доландом, что ввергло мальчика в совсем беспросветное отчаяние.

С этого злополучного дня, казалось, все возможные неприятности обрушились на его голову, заставили принимать решения, принудили бороться за выживание. Ему позарез нужны были деньги. Он еще раз тщательно осмотрел всю камеру, и снова ничего не нашел, словно Нороган специально решил поиздеваться над ними, запрятав венгерики туда, где невозможно было отыскать.

Жизнь Инкарда в Тимпатру превратилась в одно непрекращающееся мучение: первую половину дня он самоотверженно ухаживал за больной, у которой, казалось, от лихорадки помутился рассудок, а вторую половину подобно голодному степному шакалу рыскал по муравейнику в поисках наживы. Иногда ему удавалось найти немного венгериков: для этого ему приходилось идти на удивительные ухищрения и унизительные просьбы. Иногда он без зазрения совести врал, в другой раз говорил правду, все спуталось в эти ужасные дни, перестало быть реальным. Милая его сердцу родина, Гераклион, словно недостижимая мечта растворилась в тумане новых бедствий, обрушившихся на его голову. Ему пришлось быстро повзрослеть, в считанные часы, даже не дни. Более всего его мучало осознание шаткости своего положения: жизнь матери по-прежнему висела на волоске, а от его действий, правильных и неправильных, целиком зависела ее жизнь. Каждый день представлял собой гонку, битву, неравную схватку с болезнью, мог ли он выйти в ней победителем? Вероятно да, если бы заработок его носил постоянный характер. Однако, покидая пределы дома, бедный мальчик каждый раз не знал, вернется он с пустыми руками или нет.

Впрочем, через несколько дней ему удалось все же кое-что придумать. Как-то вечером, возвращаясь к себе, у фонтана на площади он увидел красочное представление. Мускулистый полуголый мужчина лихо жонглировал горящими копьями, а потом отправлял их в песок, куда они втыкались, шумно шипя, и гасли. Освещенный со всех сторон оранжево-красными факелами, ловкий и громадный, в темноте ночи умелец казался всемогущим. Зеваки с интересом следили за представлением, до него один тощий клоун жонглировал яблоками, однако разве это сравнится с огнем? Этот ловкач был поистине повелителем стихии.

После представления Инк робко подошел к мужчине, который занимался сейчас тем, что вытирал грязной тряпкой маслянистый пот со своего подтянутого тела. Казалось, он даже чуть прокоптился на огне, подобно саранче на гриле, хотя, скорее всего, так казалось из-за смуглого цвета кожи.

– Чего тебе, отрок? – строго поинтересовался он, заметив, что какой-то незнакомый парень неловко переминается с ноги на ногу, не решаясь начать беседу.

– Вы так хорошо управляетесь с огнем, господин. Не нужны ли вам помощники?

– Зачем, когда я и так зарабатываю за двоих? – весело рассмеялся армут. – Я кручу восьмерки, плююсь огнем, что ты можешь привнести в мое представление такого, что недоступно мне самому?

– Вы большой ловкач, я пожму вам руку? – поинтересовался мальчик. Факир самодовольно улыбнулся; конечно, он был предельно занят, однако потратить минутку-другую на удовлетворение собственного тщеславия он оказался не прочь.

Однако едва коснувшись своими пальцами до теплой ладони мальчика, он вдруг вздрогнул и резво отдернул руку.

– Что там у тебя? – изумленно воскликнул мужчина.

Тогда Инк чуть приподнял ладонь и в темноте стало отчетливо видно, как от нее исходит легкое огненное свечение.

– Я тоже факир, – скромно ответил Инк. – Но я могу делать это без огня, в отличие от вас.

Армут восхищенно присвистнул, во все глаза таращась на диковинное представление.

– Вот что, парень. Я передумал. Беру тебя в команду.

– Сколько вы мне заплатите? – серьезно поинтересовался Инк, ибо этот вопрос поистине касался жизни и смерти.

– Наглец ты, отрок. Получишь признание публики, ее бесконечную любовь, разве этого тебе мало?

– Мне нужны деньги, – упрямо повторил Инкард, чуть прищурившись. Очевидно, эта комичная серьезность, совершенно несвойственная его возрасту, развеселила факира, ибо он, откинув голову назад, зычно рассмеялся.

– Ладно, будешь получать венгерик после каждого представления, но только в том случае, если понравишься зрителям.

– По рукам! – совсем по-взрослому ответил Инкард, а факир вновь разразился хохотом. – Ну уж нет, я не дурак и руки твои больше трогать не стану, огненный мальчик, – весело произнес он и подмигнул.

Так, Инкарда взяли на работу. Это было первое мало-мальски серьезное и ответственное занятие, с которым он столкнулся, по сути еще ребенок. И оно было куда сложнее и даже болезненнее, чем просто клянчить деньги у сердобольных прохожих, ибо после представлений Инкард чувствовал безграничную усталость и опустошение. Естествознательские умения выкачивали из него всю силу, более того, порой он чувствовал сильную боль в руках. На нежной коже его появились пузыри с ожогами, которые он, сжав зубы, протыкал иголкой, после чего обкладывал прохладными пальмовыми листьями, размягченными в холодной воде. Ему казалось, так проще избавиться от волдырей. Целительство совсем у него не получалось, и он через какое-то время перестал пробовать. Он даже собственную мать не мог вылечить, что уж говорить о самом себе. Зато ему удалось приобрести некоторую популярность, ведь огненный мальчик стал известен почти во всем муравейнике. Его полюбили, ибо он представлял собой один сплошной контраст: бледнокожий на фоне своего загорелого учителя, серьёзный и излишне угрюмый, в то время как тот, напротив, не прекращая сыпал остротами, чужак и свой в доску – вдвоем с факиром они представляли собой весьма любопытный и контрастный тандем.

За несколько дней Инкард узнал много нового. Например, его работодатель был пойстером, то есть, он любил крутить пои, факелы на цепочках. Он узнал, что фитиль – это горящая часть факела, а стафф – огненный шест с фитилями на конце. Факира называли огнедышащим драконом, ибо он умел плеваться огнем, выплевывая изо рта горючую жидкость, а затем поджигая ее подставленным факелом. Все это было