Предчувствие беды. Книга 1 - Борис Спартакович Акимов

На четвертый день утром на горизонте возник Стокгольм, Фрихамнен, паромный причал. Сошли с парохода вместе, куда денешься, взяли такси, у Андрея один чемодан, у Хельги три, такси пропыхтело по Фрихамнсгатан, через цветущие липы бульвара Валхалавеген, налево на скучную Стурегатан – в центр, в отель у площади Густава Адольфа – рядом с оперой, по соседству с церковью Святого Якова. Андрей планировал переночевать тут и утром ехать поездом в Уппсалу, к месту своего назначения. Вернее, он-то как раз ничего не планировал, весь маршрут был расписан за него, все билеты и ваучеры ему вручил Рафик перед отъездом. Странное и неприятное чувство: будто участвуешь в чьей-то чужой игре, правила которой тебе неизвестны. Ты делаешь какие-то ходы, скидываешь какие-то карты, а к чему это приведет – бог весть. А тут еще Хельга виснет на руке, командует, велит портье нести чемоданы в номер. Она, оказывается, забронировала номер в той же гостинице. «Почему я не удивлен?» – мрачно думал Андрей. Но нужно пройти весь путь до конца. Я здесь, чтобы помочь Саше и Ирине, строго напомнил он себе.

– Миленький, как удачно получилось, мы на одном этаже, обожаю третий этаж, ниже шумно, выше страшно, лифт у них такой ста-а-арый, – щебетала Хельга. – А куда мы пойдем обедать? А вечером?

Наверное, так чувствует себя марионетка в умелых руках кукловода: вроде машет руками и ногами и даже что-то говорит, но подчинена чужой воле. Андрей забрал со стойки свой паспорт и массивный ключ от номера, приделанный к тяжелой деревянной груше с выгравированным на торце номером. Номер тринадцать. Андрей усмехнулся – они там не без юмора… Только они не знают, что для меня тринадцать – всегда было счастливым числом. Мы еще поборемся, вдруг развеселился он, мы еще посмотрим, кто тут кукловод.

Так бывает в летний день перед грозой: резко темнеет, все будто замедляется, воздух уплотняется, становится очень тихо, мир подергивается миражной дымкой… Что-то изменилось в холле гостиницы. Человек с газетой, сидящий в кресле боком к стойке портье, перестал шелестеть страницами. Носильщик, стоявший у лифта, развернулся лицом к Андрею и замер. Пара, тихо разговаривавшая у колонны, замолчала, и оба повернулись к Андрею, причем женщина надела темные очки, которые вертела в руке. Словно все они, подумал Андрей, нет, все мы части какого-то единого механизма, как движущиеся фигуры в часах на Староместской площади.

Из дальней двери к Хельге быстрыми шагами шла средних лет служащая отеля в синем деловом костюме – казалось, двигается только она, а все остальные играют в детскую игру «замри».

– Фрау Панькин, вас просят к телефону, – по-немецки сказала дама Хельге. На Андрея она не взглянула, будто он и не стоял рядом, и это подчеркнутое небрежение заставило его удивленно посмотреть на Хельгу. В ее глазах появился… Страх?

– Я сейчас, миленький, – быстро сказал Хельга и пошла за дамой к дальней двери.

Странная секунда прошла. Мужчина в кресле зашелестел газетой. Носильщик двинулся к лифтам, пара отвернулась от Андрея, и он, стряхнув оцепенение, взялся было за ручку чемодана, но тут появилась Хельга.

– Миленький, прости, мне нужно срочно уехать.

– Что случилось?

– Неважно, мне надо, у меня тетя…

– Что тетя?

– Тетя заболела, мне нужно срочно…

– Здесь, в Стокгольме? Я не знал, что у тебя тут родственники.

– Я тебе потом все расскажу, – тараторила Хельга, а портье уже крутил диск телефона, вызывая такси, и носильщик подхватывал чемоданы. Хельга, привстав на цыпочки, чмокнула Андрея в щеку и быстро пошла к выходу.

Слегка ошарашенный, испытывая одновременно досаду и облегчение, Андрей взял чемодан и пошел к лифтам, поймав по дороге насмешливые взгляды пары у колонны и внимательный взгляд мужчины с газетой. Черт с ней, мелькнуло в голове, хоть высплюсь.

Глава 23

В поезде Стокгольм – Уппсала Андрей, чтобы убить время, зашел в ресторан, поковырял вилкой какой-то салат с кусочками мяса, просмотрел прихваченную с собой брошюру с эмблемой Института расовой биологии и фотографией большого здания, окруженного парком. В исторической справке говорилось, что институт был открыт 1 января 1922 года, что возглавил его профессор Херман Лундоборг, что первоначально институт располагался в трех комнатах в старом семинарском здании, потом много раз переезжал, пока в 1960 году не приобрел большое здание на территории Уппсальского университета. Описание деятельности института открывалось портретом Карла Гюнтера, именем которого институт был назван (Ханс Фридрих Карл Гюнтер, вот оказывается как), и цитатой из него, набранной большими, стилизованными под готику буквами: «Раса – скрытая очевидность: ее можно научиться видеть». Дальше шли фотографии в трех, как положено, проекциях типичных представителей арийской расы, балтийской расы, славянской расы и так далее – вплоть до лопарей, о которых брошюра сообщала только, что они «принадлежат к низшим расам, хотя и продвигаются с помощью старших арийских братьев к вершинам цивилизации».

Гадость какая, поморщился Андрей и отложил брошюру. Куда меня несет? Зачем мне эта скрытая очевидность, я же знаю, что это бред? Он подозвал официанта, расплатился и уже собирался встать, как вдруг к нему за столик присел молодой человек – серый свитер, коротка стрижка, дымчатые очки.

– Вам привет от Рафика, – произнес свитер. – Он просил передать, что не все идет так, как планировалось.

– То есть? – вдруг разозлившись, резко спросил Андрей.

– Ну, кое-что пошло не так, и нам приходится импровизировать на ходу, – ответил свитер. – Вам больше нет смысла ехать в Уппсалу. Можете возвращаться в Стокгольм, когда хотите. Нет, конечно, вы можете осмотреть город, но хорошо бы вам завтра утром быть в столице.

– А как же Институт расовой биологии?

– Можете для порядка засвидетельствовать почтение господину Гуннару Дальбергу.

– Это кто?

– Новый директор.

– Никакого почтения ни к нему, ни к его институту, ни к их деятельности я не испытываю, – почти закричал Андрей. – Что я здесь делаю, вы можете наконец объяснить? Что вам вообще нужно от меня?!

– Не кричите, – тихо сказал свитер. – В нашей работе тоже бывают накладки. Вот ваш билет на обратный поезд и ваучер отеля в Стокгольме. Тот же самый отель.

Ничего никому свидетельствовать Андрей, конечно, не пошел, вышел на привокзальную площадь, огляделся. Главный железнодорожный вокзал Уппсалы, на фронтоне которого красовались цифры «1866», смотрелся мрачновато: ну, прямо английский замок – арочные окна в первом этаже, башни по бокам, шпиль, часы над входом. На площади перед вокзалом – странный памятник: две фигуры, танцующие что-то вроде польки почему-то на голове у огромного смеющегося скрипача. То ли они ему мерещатся, то