Предчувствие беды. Книга 1 - Борис Спартакович Акимов

До поезда оставалось всего полчаса. Пройтись по городу Андрей не успевал. Сел в вагон в крайнем раздражении, опять пошел в ресторан, заказал стопку абсолюта «Ренат Бренвин», обозначенного в меню как «северное вино», выпил, заказал еще, потом еще. Что-то пошло не так, черт бы их побрал! Воспоминания последних нескольких дней медленно кружились в хороводе: широкая гладь Невы у Горного института, Хельга, вкус ее помады, ее запах, ее липкая холодная кожа утром, гостиница в Стокгольме, страх в ее глазах, потом свитер, дымчатые очки… Господи, подумал Андрей, ведь всего четыре дня, а кажется, что нормальная жизнь была давно-давно. Как же мне надоел этот дешевый триллер. Только какой же он дешевый, если на карту поставлена Сашина судьба? И судьба Ковалевых? Ты же здесь, чтобы ему помочь? И им помочь? Ну, да. Конечно. Только я не понимаю, при чем тут я и как я смогу им всем помочь, кувыркаясь на пароходной койке с весьма профессиональной блондинкой или вот как сейчас – наливаясь абсолютом в поезде из Уппсалы в Стокгольм. Этого я не знаю, сказал внутренний голос, но водка качественная. Это точно, сказал Андрей внутреннему голосу и заказал еще рюмку.

* * *

Поезд замедлил ход, остановился, автоматические двери открылись, Андрей вышел на перрон и быстро покатил чемодан к вокзалу. Прошел через большой гулкий зал, стараясь не столкнуться со спешащими в разные стороны людьми, и вышел на привокзальную площадь.

– Андрей Петрович! – услышал он вдруг и обернулся. К нему, улыбаясь и протягиваю обе руки, шел коренастый пожилой человек, очень знакомый… Выпитая в поезде водка слегка замутила голову…

– Не узнаете? – спросил человек. – Дмитрий Васильевич Лобанов. Мы в Москве встречались.

«Слишком много совпадений», – устало подумал Андрей, понимая, что впутался во что-то крайне неприятное и что теперь ему так просто не выпутаться, а вслух сказал:

– Конечно, Дмитрий Васильевич, я вас прекрасно помню, не сразу узнал от неожиданности. Вы приехали или уезжаете?

– Ни то, ни другое, – ответит Лобанов, – я просто гуляю. Два дня назад приехал. Преимущества дипломатического паспорта, ну, вы же понимаете. Хумани нихиль а ме альенум путо[19].

– Почему сюда? – спросил Андрей, внутренне сморщившись: забыл, а теперь вспомнил эту неприятную лобановскую манеру к месту и не к месту вставлять латинские изречения и цитаты из Ницше.

– Люблю Стокгольм. Я когда-то тут работал. А вы только что приехали? И где остановились?

Разговаривая, они прошли к остановке такси. Кончилось тем, что оба поехали не в тот отель, из которого Андрей уехал утром и в который у него был ваучер, а в тот, где жил Лобанов.

– Отличный отель, ад нотанда[20], поехали, мой дорогой, не пожалеете.

Это оказался Grand Hôtel in Stockholm, большое коричневое здание; номер для Андрея тут же нашелся – на четверном этаже, окнами на гавань.

Бог с ним, подумал Андрей, заплачу, не безумные же деньги, и от кукловодов хоть ненадолго смоюсь, нарушу их планы. А может быть, как раз наоборот.

– Эти шведы все тут переделали, конечно, обновили, видерауфбау[21], так сказать, – ворчал Лобанов, пока стояли у лифта. – Лет тридцать назад это был настоящий отель, не новодел какой-нибудь, прости господи, но нынче настоящие, кажется, только в Берлине и сохранились. Не чтут шведы традицию, не чтут… Ману проприа[22], так сказать, разрушают собственную историю.

– По-моему, нормально, чисто и удобно, – отозвался Андрей, предпочитавший простые функциональные интерьеры.

– Вечно вы спорите. Жду вас внизу минут через двадцать, – улыбнулся Лобанов. – Надо же нам наконец поспорить по-человечески. Да, кстати, вы газеты сегодняшние видели?

– Нет, а что?

– Вам будет интересно. Там сенсация, вышла новая книга, роман про Ницше. – Лобанов вдруг остро взглянул Андрею в глаза. – Некоего Арона Коэна. Спускайтесь, я принесу вам газету.

Не через двадцать, через пять минут Андрей был внизу, в холле, только поставил чемодан в номер. Лобанов тоже появился быстро, неся в руке номер Dagens Nyheter.

– Вы по-шведски легко читаете? Нет? Давайте я вам прочту. Вот, на первой полосе: петербургским издательством «Сфинкс» и одновременно таллинским издательством Kaalud выпущена книга Арона Коэна «Прогулки с Ницше». Это сатирический роман, рисующий современную Москву и абсурдность московской жизни, увиденной глазами философа, которого называют основоположником национал-социализма… Ну и так далее.

– Покажите, – Андрей потянул газету из рук Лобанова. Цветная фотография обложки, черными буквами – Aaron Cohen, Promenader med Nietzsche поверх большой, на всю обложку, репродукции с известной картины Нестерова – длинная фигура в белом, с посохом, рядом другая – в черной тройке, задумчиво прогуливаются на фоне чего-то зеленого. Лица собеседников как-то ловко размыты, слегка окарикатурены, вроде и похоже на оригинал, но при этом почему-то смешно. Ниже большая цветная фотография книжного магазина: вся витрина заставлена этой книгой на разных языках, Aaron Cohen. Promenader med Nietzsche. Aaron Cohen. Spaziergänge mit Nietzsche. Aaron Cohen. Le promenades avec Nietzsche. Aaron Cohen. Walks with Nietzsche. Только по-русски нет, но Андрей понимал, что в Петербурге сейчас эта книга – по-русски – тоже красуется во всех витринах…

– До какого часа у них тут книжные магазины?

– Закрыты уже.

Андрей стал читать – разобрать написанное по-шведски он мог, на немецкий все-таки довольно похоже.

– Слушайте, – рассмеялся Лобанов, – знал бы, что вы так в это вперитесь, ни за что бы не принес вам газету. Пойдемте наконец выпьем и поболтаем.

И поболтали. Да еще как поболтали. Начали спокойно, но конец вечера Андрей помнил смутно. Лобанов пил водку размеренно, и вроде бы никакого действия выпитое на него не оказывало, он только бледнел и говорил медленнее и четче. Андрей, младше его лет на двадцать, если не больше, пытался было не отставать, но куда там – быстро почувствовал, что язык его слушается плохо. Ну, да, еще же то, что он днем в поезде выпил. Оставалось слушать монологи Лобанова, иногда вставляя реплики.

– Вот вы говорите, осознать свою вину, – вещал Лобанов, хотя Андрей ничего подобного не говорил. – Но ведь жизнь – это не более чем переговоры с палачом о более или менее достойных условиях казни. Это для сильных. Для слабых – об отсрочке.

– Это нам с вами хорошо говорить, – сердился Андрей, – а все те, кого немцы после войны подвергли этой самой казни?! Как там насчет переговоров об условиях? Ведь никого же не спрашивали! Цыгане? Евреи? Армяне? В расход! Славяне? В рабство!

– Все так, Андрей Петрович, время было жуткое, но вы должны понимать: да, последователи Гитлера убивали