Изъ Москвы с любовью (том 2) - Сергей Анатольевич Кусков

— Сам не подумал, — пожала плечами Лизавета Ивановна. — Откуда человек, долгие годы ведущий дела боярской семьи, мог предположить, что этот род прервётся при живых боярынях и официальной наследнице? Но нам после похорон Миши намекнули, что наше слово более не является весомым против слов боярских родов. Без поддержки других родов, без защиты царицы, всё, что подписали мы с Гульнарой, против слов аристократии… — Вздох. — Дмитрий Анатольевич говорит, шансов нет. Шакалы поняли, что вправе стребовать с нас то, чего ранее не могли, и четыре рода уже об этом заявили.

— Четыре рода кроме Шапошниковых, владельцев земли? — уточнил я. — Вы, получается, не только у Шапошниковых брали?

— Четыре всего, с ними, — поправила боярыня. — Но у остальных есть договора, и они зарегистрированы, всё «белое». Но мы боимся, что и там суд выкрутит не в нашу пользу.

— И только это удерживает их, чтоб растерзать вас, — грустно усмехнулся я. — вопрос, кто именно будет дерибанить?

— Ага. И именно поэтому Шапошниковы больше всех суетятся. Если нас подгребёт под собой крупный боярский род… Они потеряют и клуб, и плату «за безопасность». А аренда, как уже сказала, слишком незначительна, чтобы на что-то влиять.

М-да, как всё в этом феодализме запущено. Кстати, а ведь Годуновы — тоже крутой боярский род. Шапошниковы, уверен, уже капец как нервничают! А это значит, я столкнусь с ними скоро, прямо завтра.

— Боярыни, Годуновы не могут платить криминалу, — перешёл я к главному. — Даже очень могущественному.

— А ты думаешь, почему мы здесь и ждём поверенного? — заулыбались обе сеньоры.

* * *

— Добрый день. Я адвокат этих милых дам, — в кабинет вошёл мужчина в безупречном дорогом костюме с чемоданчиком для документов в руках. О том, что он пришёл, снизу нам посигналили, а к кабинету его провёл кто-то из охраны. Лет сорок на вид, шатен, карие глаза, короткая стрижка с чёлкой и гусарские усы. Впечатление производил позитивное — наверное, благодаря безупречной же улыбке, которой освещал пространство вокруг себя. Я встал и протянул мужчине руку, которую тот пожал, немного удивившись, но это не вывело его из равновесия.

— Александр.

— Дмитрий Анатольевич.

— Медведев? — хмыкнул я. Сам себе пошутил, но, неожиданно, шутка имела продолжение:

— Ваше высочество, вы слышали обо мне ранее? Вам боярыни сказали моё имя, или до вас дошло название нашей конторы? Мы ведь работаем с представителями аристократии, в том числе высшей.

— Нет, они вашу фамилию не называли. А вы серьёзно Дмитрий Анатольевич Медведев? — округлил я глаза.

— А что вас удивляет? — не понимал он.

Блин, чего это я? Как мама сказала, «охолонь, Саша». Вот и не надо выходить из образа и палиться.

— Наверное, я про вас слышал. Но из-за амнезии не помню, — отмазался я и присел назад в кресло. — И сейчас проскочило на подсознательном уровне. И, если честно, это выбило из колеи.

— Да, сочувствую вашему недугу, — пособолезновал он, и, причём, вроде даже искренне. А почему б и нет, адвокаты тоже люди, и у них тоже есть свои дети.

— Са-аш, а больше ничего не вспомнил? — А это напряглась Маша.

— Нет, — покачал я головой. — Просто выстрелило, и всё. Вообще не представляю, где слышал это имя!

— Понятно. — Адвокат присел в приготовленное для него кресло. Итак, боярыни ввели вас в курс дела?

— Да.

— Если обрисовать ситуацию честно, без прикрас, то клуб — единственный актив рода Сусловых без статуса рискового. Его потеря приведёт к банкротству рода.

— Он единственный приносит прибыль?

— Дело не в прибыли, а в том, что под его доказанную прибыльность заняты деньги на другие проекты.

При этих словах адвоката я поднял взгляд на боярынь, а они резко заинтересовались чем-то в стороне, отводя глаза.

— Наследие Сусловых хоть и в плачевном состоянии, но дела постепенно выправляются. Это долгий процесс, всё окупится, но если выбить почву из процесса сейчас…

— Всё полетит, как карточный домик.

— Да.

— А с чем связано плачевное состояние? У вас же земли! Заводы! — не понимал я. — Земля — самое ценное, что может быть, особенно если это не облагающаяся налогом вотчина.

— Саш, землями управляли так скверно, что крестьяне почти отовсюду разбежались, — грустно пояснила Лизавета Ивановна. — Вот смотри, та же Самара. Близка нам, потому приведу в пример. Там был полный цикл. Крестьяне на земле пахали и сеяли, им сдавались в аренду трактора и комбайны, там было три фермы с коровами и две со свиньями. Их продукция шла на мельницу и на консервный завод. Эдакий полный цикл по сельхозке. А потом бац! Коров распродали. Свиней забили. Крестьянам поборами создали такие условия, что они просто сбежали. В итоге заводы остановились, оборудование в простое, трактора и комбайны тоже в наличии — но никому не нужны. Всё это требует денег на обслуживание. Только зерно теперь закупается у местных, а те продают втридорога — у них свои мельницы и заводы. А это бьёт по рентабельности. С мясом вообще беда — там завод пока в минусе. Плюс платим земельный налог — статус вотчинной имеет не вся земля, а только часть. Да, мы выправляем ситуацию, дали льготы для возвращающихся крестьян, льготы тем стойким, кто остался, но этого пока мало.

— Иногда я понимаю, что крепостное право не такая уж и плохая штука, — подала голос Гульнара. И, увидев мой гневный взгляд, спешно добавила:

— Да шучу я, шучу! Но это проклятье — отсутствие людей на земле. Доброй и угожей, со всей инфраструктурой, но всё это стоит, никому не нужное, зарастает бурьяном. Причём прямые подати с крестьян — жалкие копейки, кажется, они не особо нужны, но стоит их потерять — и останавливаются те производства, которые как бы и дают тебе основу благосостояния, с высокой нормой прибыли.

А вот это для меня была интересная информация. Люди — главная ценность. Земли валом — обрабатывать некому. Какая экспансия, какие колониальные империи, своё бы заселить! А чтобы именно на твоей земле были люди, надо их туда завлечь. Да, ручаюсь, сейчас в обществе полно адептов возвращения крепостничества, и было их последние четыреста лет великое множество. Это ж так удобно, держать людей силой, как рабов! Но одарённость низшего сословия играет против — не получится людей закрепостить. Уверен, в деревнях уровень жизни не особо высокий, но и близко не сравнить с нищетой царской России Романовых того мира. А ещё второй вывод: законы экономики никому не обмануть, сколько ни пытайся.

— И это только в одной Самаре, Саш, — на минорной ноте закончила Лизавета