Гений МАЗа - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

Ну да, накануне специально мотнулся и приклеил к стене — под смешки укладчиков паркета.

На 8 Марта несколько опасался, что изобилие гостей утомит супругу. С утра навестили её мама с сестрой. Мамадорогая, пожалуй, чуть снизила негатив ко мне с отметки «расстрелять» до «пусть поживёт, но недолго», обрадованная, что родится ребёнок. С Николаем не дождалась за столько лет. Днём — адвокатессы и монументальная Алла, теперь заседавшая в коллегии по уголовным делам Мингорсуда. Вечером пришли заводчане, в том числе, вот чего не ожидал, и Валентина.

Мы с мужиками разложили стол-книгу. Дамы из юротдела принялись расставлять принесённую закусь, наивно полагая, что при беременной жене и непутёвом муже голодают оба. А Валя увела Марину в спальню и закрыла дверь. Вышла с печатью озабоченности, но ничего не сказала.

С ней удалось потолковать по душам спустя пару дней.

— Я позвонила в патологию беременности на Либкнехта, — без предисловий начала гонщица-врач, зайдя ко мне в кабинет без приглашения и затворив дверь. — Там моя сокурсница. Знаешь про осложнения?

— Большей частью — да. Но без врачебного комментария. Марина мало что говорит. Её лечащая ещё менее многословна. Шокируй!

— Шокировать нечем, — Валя присела на стул, сложив руки на коленях.

Каштановая чёлка выбилась из-под шапочки. Белый халат сидел на ней плотно. Приступив к раллийным тренировкам, она здорово подкачала мышцы. Через некоторое время скажу ей «хватит, не уродуйся»… Если её внешность хоть что-то будет для меня значить.

— И всё же?

— Постараюсь объяснить с минимумом терминологии. Называется это гестоз. То есть осложнения нормально протекающей беременности.

— Нормально — хорошо. Осложнения — не очень. Что ты имеешь в виду?

— Преэклампсию и протеинурию. Если без деталей, у неё плохо работают почки, оттого наблюдается белок в моче. Повышено артериальное давление. Само по себе ничего страшного, не буду пугать зря. Но существует опасность тяжёлых родов и патологий послеродового периода. К тому же ей показано кесарево сечение. Оно снижает вероятность родовой травмы малыша, зато для матери повышает риски втрое.

Я начал выходить из себя.

— Валентина! Не тяни кота за хвост! Всегда была прямолинейна и не задумывалась, какое впечатление производишь.

— Сравнил гаечный ключ с пальцем. Мы с тобой в основном на бытовые и автомобильные темы беседовали, чего там миндальничать. Медицина — дело тонкое. Ты Марину любишь, я знаю. Поэтому говорю аккуратно: случай сложный. Рекомендую не ограничиваться участковым врачом. Сама ничем не помогу, не тот профиль. Надо привлечь кого-то с кафедры акушерства и гинекологии мединститута. Там профессора с мировым именем.

— Поможешь к кому-то из них пробиться?

— Даже не знаю… Обычная выпускница, причём из Вильнюса, у каждого светила таких тысячи. Да ещё не гинеколог. Серёжа, ты быстрее найдёшь на них выход через адвокатов Марины. Размахивай как флагом Победы над Рейхстагом: я — лауреат Государственной премии! Кстати… Ты к лечкомиссии прикрепился?

Почесал репу.

— Что за комиссия?

— Темнота! Больница около здания ЦК КПБ, 4-е Главное управление Минздрава. Для привилегированных. Через них точно найдётся выход на профессуру. Дуй прямо сейчас!

А что, мысль… Ради Марины, если надо, дойду до Машерова. Знал, что беременность проблемная, но меня заверяли — всё решается на местечковом уровне, не трагично. Не решил, благодарить Валю или ненавидеть, коль внушила мне страх.

Она почувствовала перемену.

— Серёжа! Не хочу, чтоб ты злился на меня как принёсшую дурную весть. И очень прошу, не говори Марине, что я подняла волну. Она тебя очень любит, ревнует и ко мне, и к любой женщине в радиусе километра. Прояви деликатность.

Я уже поднялся, сложил бумаги в папку.

— Почему ты заботишься?

Валентина даже в лице изменилась.

— Ты даёшь! Я же — врач, а не только бабища с домкратом наперевес. Вдобавок, считаю себя обязанной. Помнишь, как мы ехали из Берлина? Я не замкнутая… Но не каждому доверишься, а в тот раз впервые за много месяцев смогла выговориться, душу раскрыть. Ты внимательно слушал, не перебивал. У меня на сердце полегчало!

Пришлось сделать вид, что папку необходимо сунуть в сейф, для этого отвернуться. По Польше я проваливался в дрёму, едва удерживаясь, чтоб не уснуть вообще, Валя щебетала, её голос доносился издалека, 90% текста прошло мимо моего сознания, что-то отвечал. Заботило лишь одно: разговаривает — значит, не спит за рулём, и ладно. Марину точно бы не провёл, Валя, простая душа, повелась на обман.

Нашёл выписку из постановления о награждении госпремией.

— Раз так… Можешь со мной? Объяснишь в регистратуре, что конкретно стряслось.

— Да запросто! Только халат скину.

Вечером врач из лечкомиссии навестила нас дома и моментально выписала направление на госпитализацию. У меня камень с души скатился, на эту душу уложенный Валентиной. Конечно, на неё не сердился, вовремя забила тревогу и подсказала путь решения проблемы. Когда всё закончится хорошо, отблагодарю!

Председатель парткома уж не знаю к кому бегал по старым партизанским связям, в итоге организовал палату для особо избранных с персональным сестринским постом, телевизор, телефон, холодильник, лечащий или дежурный врач прибегает так часто, что надоел, жена секретаря ЦК КПБ не рожала бы в Минске в лучших условиях. С гарантией, что с мамой и ребёнком всё будет отлично.

В мае после праздников Марина произвела свет здоровенькую дочку весом 2.85, мне сказали, что кесарево прошло успешно.

Позвонила вечером, ей переставили телефон на тумбочку, это же особый сервис. Заверила, что всё хорошо. Самое страшное позади, впереди — счастливые хлопоты. Пригласила прийти под окна палаты назавтра к полудню на свидание, нянечка поможет поднести девочку к окну, самой после операции запрещено поднимать ребёнка на руки. Говорила, что любит, что я — самый лучший муж на свете…

Ночью умерла.

Эклампсия, судороги, кровоизлияние в мозг… Когда мне позвонили на утро из клиники и сказали страшные слова, не стал выяснять подробности. Только стоял и смотрел на тот проклятый постер с «березиной», где Марина выходит из неё такая живая… Такая красивая! Разорвал постер в клочки.

Самому жить не хотелось. Проще прервать неудавшийся дубль-2, не дожидаясь 75-летней старости. Этот мир отверг меня как инородное тело!

Но у нас — дочь. Марина не поняла бы, если брошу дочку и дезертирую в ничто.

Глава 18

Неодинокий одиночка

Сколько сказано о страданиях матерей, оставшихся без мужа и вынужденных поднимать ребёнка без его помощи! А кто знает о