Красная Заря. Попаданец 1943. Том 1 - Виктор Жуков

впрочем, и моего первого помощника-писаря Семена. Но из постоянных наших с Борькой бесед и воспоминаний, любил и уважал Лёшку заочно. Все мечтал когда-то встретиться с ним, никогда не верил, что тот пропал бесследно. И вот теперь наш Лёха нашелся. Но, увы, не в том качестве, как мы мечтали втроем.

Немного посидев, покурив, мы примкнули к остальным нашим коллегам. За столом царило веселье. По рукам передавались кружки, по кругу ходили чертежи и эскизы.

Следующий день прошел в работах и планах на будущее. Развивали внедрение в войска новый проект корзин для БПЛА. В ангарах трудились три десятка специалистов-техников. Обедали в общей столовой. Играл патефон. Погода стояла чудесная.

— На неделе запустим твою разработку в производство, — отчитался Павел Данилович. — В Москве уже знают. Звонил Мехлис. Илья Федорович послал его вежливо ко всем чертям, — с хохотом доложил майор. — Представляешь? Все никак не может простить нашему начальнику, как тот отфутболил его из КБ, когда тот приезжал с проверкой.

— Это когда мы с Борькой скрывались у союзников?

— У них самых, родимых. Когда вы чуть не выкрали фон Брауна.

— Помню. И что хотел Мехлис?

— Рвался к нам с повторной проверкой. По словам Власика, вымолил у Политбюро разрешение на второй рейд.

— И что? Разрешили?

— Какое там! — хохотнул Гранин. — Николай Сидорович как узнал, сразу обратился к Сталину. Хозяин понял, что нас отвлекать всякими проверками и рвением Мехлиса угодить Политбюро, себе дороже. Нарушится весь ход работ, воплощение проектов в жизнь. Поэтому отказал. Не помог даже Берия. У него сейчас другие заботы — атомные. Он курирует Келдыша с Курчатовым. Параллельно нам идут.

— Я знаю о них из истории. Великие люди своей эпохи. Оба со временем станут трижды Героями Социалистического Труда. И тот и другой, кстати, знакомы с нашим Сергеем Павловичем Королевым.

— Так точно. Он мне когда-то говорил об этом. Гордился.

Подскочил Борька. После вести о Лёшке ходил понурым, но нам удалось вернуть его душевное состояние. В конце концов, Илья Федорович правильно сказал: «На этой войне мы все теряем кого-то своих родных и близких».

— Ну, ты веселый интересный, — как всегда залихватски хлопнул меня по плечу. — Слыхал? Мехлис-то бес паршивый, снова рвался сюда с проверкой.

— А ты откуда узнал? — удивился майор. — Ну, положим, я встретил начальника, и он мне признался. Я ведь, как-никак помощник Сани. А ты, боец, простой телохранитель. Охрана. Тебе не положено.

— Да? Тогда откуда я, по-твоему, знаю?

— Что? Тоже насел на Илью Федоровича?

— Конечно! Кто будет охранять Саню, когда нагрянет проверка? Не ты же! Понимать надо, товарищ майор, сожравший документы со снегом! — и рванул дальше.

Гранин проводил его отеческим взглядом.

Потом был ужин.

Шутили. Смеялись. Делились анекдотами. И вот здесь, уже набирая воздух для хохота, я вдруг увидел, как в комнату стремительно вошел Илья Федорович.

Ильюшин, Королёв, Яковлев и Лавочкин одним разом обернулись к куратору.

— Загадка, товарищи коллеги, — заявил он. — Позвонил только что Власик Николай Сидорович.

— Что-то срочное?

Наступила эффектная пауза.

Подбирая слова, Илья Федорович отчеканил, словно молотком забил гвозди:

— Гитлер исчез.

И умолк.

Секунду длилось онемение. Все подались вперед.

— Фюрер покинул Берлин. По сведениям разведки некий Скорцени вывез его в Антарктиду.

Глава 22

1944 год.

Антарктида. Новая Швабия. База-211.

Видя, что русские рвут по швам все линии фронта, Гитлер озабочился покинуть столицу Третьего рейха — покинуть как можно скорее. С этой целью в рейхсканцелярию были вызваны Борман с Гиммлером.

— Маршалы Конев, Жуков и Рокоссовский наседают на наших доблестных защитников со всех сторон, господа! — принялся он мерить шагами роскошный кабинет. Впрочем, он раньше был роскошным. Сейчас из стен канцелярии выносилось все, что представляло собой ценность: ковры, гобелены, скульптуры, портреты. О последних Гитлер жалел особенно. Ведь на них красовался он сам!

— Позвольте высказать мысль, мой фюрер, — в почтительном поклоне склонился льстивый Борман.

— Говорите, мой друг, — бессильно плюхнулся в кресло правитель. Гиммлер, блестя стеклами пенсне, услужливо подал стакан с соком.

— Как нам стало известно из разведданых, в советских войсках тайно действует какой-то неизвестный инженер, обладающий знаниями технологий грядущего века.

— Это что за чертовщина такая?

— Не чертовщина, мой фюрер. Секретный агент доложил, что некий конструктор, скрываемый от всех Советами, действительно имеет отношения к последним победам русских. Это он разработал новинки «Катюш». С его знаниями были усовершенствованы самолеты Ильюшина, Лавочкина и Яковлева. Если посудить, то эти три авиаконструктора собраны в одном пункте, в одном штабе одного фронта. Плюс там некий Королев и генерал Костиков — создатель «Катюш».

— Продолжайте. Мы уже слышали эти сведения, когда находились прошлый раз в бункере.

— Если столько ведущих конструкторов собраны сразу в одном направлении, то возникает мысль о тайном оружии русских. И вот мы его получили. На Германию летят сотни и сотни механических жуков. А сам зачинщик проекта остается для нас неизвестным.

— Хвала вашей разведке, Генрих! — уколол фюрер Гиммлера. — Что предлагаете?

Оба нациста переглянулись. Как известно, они питали недоверие друг к другу, но теперь решалась судьба всей Германии. Тут было не до сантиментов.

— Мой подчиненный Отто Скорцени сможет вывезти вас из Берлина, — помявшись, озвучил Гиммлер. — Если русские займут его пригороды, — поспешил добавить он.

— Вы хотите сказать, не «если», а «когда»?

— Ну…

— Не лукавьте, Генрих. Вы хотели сказать «Когда русские займут его пригороды». Я верно понял? Не если, а когда! И когда, по-вашему, это случиться? — вскочил с кресла.

Гитлер начинал бушевать. Когда приступ бешенства накатывал на него сплошной волной ярости, все старались держаться подальше. В эти минуты он брызгал слюной, источал ругательства, швырялся листами документов. Мог запросто попасть какому-нибудь маршалу или адмиралу в лицо.

— Когда? Когда, я вас спрашиваю? Не если, а когда русские войдут в Берлин?

Он вплотную приблизил искаженное гневом лицо к пенсне Гиммлера. Дыхнул смрадным запахом: внутри фюрер уже давно